Но позже все разъяснилось, люди успокоились, убедившись, что деревенские власти стоят за бедняков.
— Только теперь, — закончил Чжан Юй-минь, — борьба приобретает настоящий смысл и размах! А то, что мы делали до сих пор, — так уж лучше поджать хвост и идти спать! К чорту такую работу!
Слушая Чжан Юй-миня, Вэнь Цай не мог скрыть своего удивления. Но он не придал значения его словам и только думал про себя:
— И это члены партии! Какие же у них странные взгляды на организационные вопросы.
Однако он не спорил, чувствуя, что в присутствии Чжан Пиня такой разговор затевать не следует.
Вэнь Цай заподозрил также, что Чжан Пинь заранее сговорился с Чжан Юй-минем. Да ведь они из одного выводка. Это же кадры, выдвинутые Чжан Пинем! Они, конечно, пойдут за ним, будут считаться только с его мнением. И он продолжал молча слушать, не принимая участия в обсуждении.
А Чжан Пинь сразу принял решение. Склоняясь в целом ко мнению Ян Ляна, он вместе с тем в воспитательных целях хотел поддержать и деревенских активистов. Признав, что местные партийцы работали в основном неплохо и с честью выдержали испытание, он тут же отменил собрание Крестьянского союза и назначил партийное. Несмотря на неясную позицию Чэн Жэня, он настоял на его участии в собрании, так же как и на присутствии Чжан Чжэн-дяня, защищавшего Цянь Вэнь-гуя. Даже сегодня, несмотря на ограниченное время, Чжан Пинь давал терпеливые и подробные объяснения каждому участнику совещания — так учили его работать с массами.
Решение Чжан Пиня смутило Вэнь Цая и несколько умерило его самодовольство. Он сидел молча, не вмешиваясь в обсуждение, скептическим взглядом следя за радостью Ян Ляна и Ху Ли-гуна, за юношеской решительностью Чжан Пиня. Особенно же злил его Чжан Юй-минь.
Только что вернувшийся из деревни Лиюй старый Дун, который воевал в партизанском отряде под началом Чжан Пиня, всецело одобрил его решение:
— Я давно уже говорю — без борьбы с Цянь Вэнь-гуем не обойтись. Народ ненавидит его больше всех. — И смущенно признался: — Голова у меня туговата. Вот книжечку, что принес товарищ Вэнь, я так и не одолел. Мое дело ходить с ружьем и со знаменем. А быть главным героем на сцене — мне не по силам. Вот если снова партизанить понадобится, я готов идти куда угодно.
После того как были разрешены основные вопросы, разговор еще более оживился. Ли Чан рассказал о последних происшествиях в деревне, представляя в лицах шаманку Бо, помещицу Ли:
— Шаманка теперь уже не белится и не румянится, своего духа Бо убрала в ящик, и как заслышит, что кто-нибудь заболел, первая кричит: «Нет, нет, я больше не колдую. Иди к врачу. Ведь и прежде я обманывала только по принуждению…» А помещица Ли то и дело выбегает на улицу, будто детей ищет, а сама высматривает активистов, подходит к ним с поклонами, играет бровями и глазами, Чжан Юй-миня величает Третьим братом, а меня — Младшим братом. А я вовсе не из их рода, да и вообще гожусь ей во внуки.