Враждебность так и прет из него, но он ничего не говорит, только кивает.
Я на секунду замолкаю. Перетряхиваю все в голове, чтобы убедиться, что я ничего важного не забыла. Убеждаюсь, что ничего не упустила.
— Все? — спрашивает Алан.
Я улавливаю злобный тон и в удивлении поднимаю на него глаза. Понятия не имею, почему он злится.
— Полагаю, что да.
— Прекрасно. — Он встает и возвращается на прежнее место, оставляя нас всех в недоумении.
— Какая муха его укусила? — спрашивает Келли.
— Ну да, откуда такая хандра? — поддерживает ее Лео.
Все неприязненно смотрят на него.
Лео оглядывает всех, заметно нервничая:
— Что-то не так?
— Ты помнишь присказку, детка? — спрашивает Келли, тыча ему пальцем в грудь. — «Не смей бить моего друга. Никто не имеет права бить моего друга, кроме меня». Усек?
Я вижу, как лицо Лео теряет всякое выражение.
— Усек. Вы хотите сказать, что я вам не друг, верно?
Келли склоняет голову набок, и я вижу, что она смотрит на Лео с легкой симпатией.
— Нет, лапонька, я не это хотела сказать. Здесь у нас не клика, и мы не в средней школе. Так что брось изображать из себя одинокого и обиженного. — Она наклоняется вперед. — Я хочу сказать, что люблю этого человека. Однажды он спас мне жизнь. И у тебя нет моего права подтрунивать над ним. Пока. Ты меня понял, сладенький?
Лео тоже успокаивается, но еще не готов сдаться.
— Да ладно, я понимаю. Только не зовите меня деткой.
Келли поворачивается ко мне и усмехается:
— Знаешь, в один прекрасный день он вполне подойдет, Смоуки.
— Пойду поговорю с Аланом, — говорю я.
Меня не забавляет эта перепалка, как прежде. Я двигаюсь вперед, оставляя их забавляться добродушными подковырками. В глубине души я уверена: то, что сейчас делает Келли, на самом деле идет на пользу Лео и, следовательно, всей команде. Она по-своему принимает его. Я рада. Иногда люди, долго работающие вместе, изолируются от окружающих. Становятся почти ксенофобами. Это плохо, и я рада, что они не пошли по этому пути. По крайней мере Келли не пошла. Джеймс смотрит в иллюминатор, он в своем репертуаре: безучастен. Ничего нового.
Я подхожу к Алану. Он сидит в кресле, смотрит на ноги и излучает такую враждебность, что впору бежать прочь.
— Не возражаешь, если я присяду? — спрашиваю.
Он неопределенно машет рукой, на меня не смотрит.
— Как хочешь.
Я сажусь и некоторое время присматриваюсь к нему. Он отворачивается и смотрит в иллюминатор. Я решаюсь идти напрямик:
— Что с тобой?
Он смотрит на меня, и я только что не отшатываюсь. Такая злость в глазах.
— Ты это о чем? Хочешь показать, что умеешь разговаривать с черным «братом»? В чем дело?