Владыка уже был в дверях, и мой муж от волнения с некой неожиданной для него самого дерзостью крикнул ему:
— Подождите!
Старчик в скуфье остановился и повернулся, с удивлением глядя на этого странного молодого человека.
Тут мой муж снова засомневался — такой маленький, седенький, а где же его властность? Где сила? Где энергия? И наконец — где панагия? Лишь какой‑то особенный блеск в глазах этого все еще неизвестного монаха мог свидетельствовать в пользу того, что это все же сам митрополит Антоний…
Запнувшись, он вдруг спросил обескураженно и еще более дерзко:
— Как вас зовут?
— Антоний, — спокойно ответил старчик. — А вас?
— Владимир, — ответил мой муж и тут же склонился, прося благословения.
Но владыка Антоний даже и не посмотрел на его протянутые руки. Он поднял свои, взял этого дерзкого, и растерянного, и смущенного, и пылающего от стыда молодого человека за щеки или даже за уши, притянул его лицо книзу так, чтобы до него достать, и трижды его расцеловал.
И тут мой муж — надо сказать, что он человек совсем не сентиментальный и отнюдь не склонный к внешнему выражению даже сильных чувств, а тем паче — посредством слез, ощутил такое радостное волнение, что у него на глаза навернулись слезы, и он в волнении пролепетал:
— Владыка, мы вас так любим, вы так много сделали для моей семьи и лично для меня, мы слушаем ваши лекции, записанные на магнитофон, как это важно для нас, какое счастье, владыка!
— Владимир, будем друг за друга молиться! — просияв лицом, сказал владыка. — Будем теперь молиться друг за друга всегда!
— А мы когда‑нибудь еще увидимся?
— Обязательно увидимся! — пообещал владыка.
— И сможем поговорить?
— Обязательно сможем!
Мой муж вышел на улицу и, не чувствуя холода, пошел к проходной. Душа его ликовала. Вот, думал он, как бывает, претерпит человек какую‑нибудь скорбь, а Господь его так утешит, что сама эта скорбь вменится ни во что…
И он, теперь уже желая поделиться своей радостью с нашим духовником, который тоже очень почитал владыку Антония, попросил какого — то монаха, собирающегося нырнуть в проходную, позвать нашего батюшку.
— Так он болен. Лежит в постели, температура у него под сорок. Грипп, наверное. Как его позовешь?
Вечером (разница с Москвой два часа) у меня в Тбилиси раздался звонок.
— Знаешь, кого я сегодня видел в Лавре и кто меня благословил? — воодушевленно спросил мой муж.
— Знаю, ты видел нашего духовника.
— Нет, он очень болен — помолись… А кого я очень, очень хотел увидеть, но даже и не смел мечтать…
— Владыку Антония? — спросила я, чувствуя, что у меня перехватывает от счастья горло.