— Стоп машина! — сказал он. — Вылезай!
— Как — вылезай? Что — вылезай? — заволновался народ.
— Вылезай, говорю, — повторил он, размахивая оторвавшейся ручкой коробки передач, — Поезд дальше не пойдет.
Так мы и вывалились на шоссе. Боря раскрутил шарф и повязал его поверх лыжной шапочки, что придало ему сходство с французами, в свое время бесславно бежавшими из Москвы. Глаза его, в которых, кажется, отобразилась вся скорбь иудейского народа, были устремлены куда‑то в пространство — наверное, там ему мерещилась благословенная Земля Обетованная, где плескалось теплое Чермное море, потопившее гонителя — фараона, а с ним коней и всадников его…
— Ну что, Боря, надо идти! — сказала я.
Мы прошли несколько десятков метров по пустынному шоссе, миновали гребень и стали медленно спускаться с горки. И тут я вдруг увидела, что вокруг никого нет. Скрылся из глаз сломанный автобус, куда‑то исчезли пассажиры, поначалу тоже пустившиеся в путь… Мы были с Борей одни — одинешеньки на всем заснеженном пространстве.
— Сейчас помолимся Николаю Угоднику, — сказала я, — и какая‑нибудь машина нас да подберет. Я всегда так делаю.
— Я неверующий, — слабым голосом откликнулся Боря, — Агностик я. Боюсь, не подействует.
— Как это не подействует! — заиндевелыми губами прошелестела я. — А ну‑ка!
И принялась читать надтреснутым голосом «Правило веры и образ кротости»… Удивительно, но голос стал крепнуть и мне как будто стало теплее. — «Воздержания учителя», — гаркнула я.
— Меня уже и Юрий Михайлович Кублановский наставлял в вере, а я вот — никак! — признался Боря. — Не верю, и все!
— «Яви тя стаду твоему яже вещей истина», — продолжала я.
— Он уж стыдил меня! Говорит: иди и смотри! Сюда, с вами, послал к отцу Сергию.
— «Сего ради стяжал еси смирением высокая, нищетою богатая», — произнесла я.
— Вот я иду и смотрю. Иду и смотрю, — как‑то обреченно проговорил Боря.
— «Отче священноначальниче Николае, моли Христа Бога спастися душам нашим», — наконец закончила я.
— Так и сказал мне Юрий Михайлович: иди и смотри…
И тут из‑за пригорка показалась машина. Я встала на дороге и перегородила ей путь. Это был старенький газик с брезентовым верхом. Шофер недовольно открыл дверцу:
— Куда?
— Всему будем рады, — ответила я.
Так мы добрались до села, откуда нам предстоял долгий путь через лес. Однако мы уже так окоченели, что сразу пускаться в дорогу было полнейшим безумием — мы не прошли бы и ста метров, замерзли бы, как ямщик в степи глухой. Поэтому мы постучались в первый же дом:
— Пустите путников погреться, — еле — еле проговорила я.