Блаватская (Сенкевич) - страница 205

Сераписа Бея Елена Петровна называла Вождем и неукоснительно исполняла его приказы. Благодаря их доверительным отношениям она обладала, в отличие от большинства смертных, оккультным знанием того, где и когда произойдут те или иные события. По крайней мере, она смогла убедить в своем особом даре ясновидения Олкотта, которого в одном из своих писем назвала упрямым и своевольным ребенком. Послания от Сераписа Бея и Тьюитита Бея, как правило, поступали непосредственно из Луксора, города в Египте, расположенного в среднем течении реки Нил. На западной окраине этого города, сохранившейся части древних Фив, находится величественный древнеегипетский храм с большим количеством колонн, со статуями-колоссами и аллеей сфинксов. Эти послания переписывались с непонятного для непосвященных языка санзар на английский язык, переписчиками были неофиты Египетского братства в Эллоре — местечке на северо-западе Индии, известном древними, обильно украшенными скульптурой индусскими, джайнскими и буддийскими храмами в пещерах.

Блаватская своими видениями и осознанием своего «двойничества», то есть существованием в ее теле, как она уверяла тетю Надежду Андреевну Фадееву, какой-то посторонней личности, принадлежащей к другой расе и обладающей другими чувствами, могла потрясти кого угодно. Б. 3. Фаликов по этому поводу пишет: «Сегодняшняя психиатрия, видимо, без труда распознает в видениях Блаватской „синдром расщепления личности“, а в видениях ее друзей и врагов что-нибудь вроде коллективного гипноза. Но для историка религии важно не это, а интерпретация самой Блаватской своего странного опыта. Потому-то в ходе этой интерпретации и возник миф, который лег в основу теософии. Очевидно, Елена Петровна творила его под влиянием одной из ключевых мифологем западной оккультной традиции, с которой она познакомилась довольно рано из масонских книг Павла Долгорукого: группа тайных наставников руководит духовным становлением человечества. Причем проецировала она эту мифологему не только на собственный необычный опыт, но и на живых персонажей, о которых пишет Пол Джонсон, то есть и видения, и реальных людей она рассматривала в свете своей мечты о тайных наставниках человечества. Таковыми они и становились, но только не для всего человечества, а для его избранной части в лице Е.П.Б. и ее последователей. В этом, по-моему, разгадка „восточных адептов“, которые по мере ориентализации теософского мифа превратились в „тибетских махатм“»>[314].


Без Блаватской любознательность Олкотта в оккультных вопросах была бы удовлетворена не в полной мере. С назидательным пафосом школьной учительницы она годами разъясняла ему, в чем собственно заключается работа оккультной мысли. Из чувства самосохранения Елена Петровна, естественно, не собиралась раскрывать ему всё до конца. Многое из того, что она знала и умела, было вынесено ею из жизни, получено ценой неимоверных страданий. Но даже то малое, о чем она сообщала и что демонстрировала, воспринималось Олкоттом с наивной доверчивостью ребенка, с широко открытыми глазами и дрожанием коленок. Олкотт, погружаясь в лицезрение истины, забывал об одном важном условии: чтобы принять какую-либо истину, необходимо прежде всего понять ее содержание и смысл, в ином случае это будет очередной фетиш.