Из ее путевых заметок Россия узнала о том, какая насыщенная и оживленная духовная и интеллектуальная жизнь была и до сих пор существует в Индии. Она не жалела красок в воссоздании величественного образа Даянанды. Он в ее трактовке олицетворял духовное пробуждение колониальной страны. Даянанда представал в ее воображении средоточием таких идей и понятий индийской древности, которые неминуемо должны были восстановить глубочайшие духовные основы жизни индийцев и сотрясти основы западного суетного мира.
В письмах о своих странствиях по Индии Блаватская была «душой нараспашку». Единственное, в чем она тогда никому не призналась бы, — в ее мучительных сомнениях, нужна ли она вообще здесь, в Индии, стране тысячелетних культурных традиций, со своей неуемной жаждой познания оккультных тайн? А вот ведь оказалось, что нужна, и даже очень.
Она с первых дней в Индии почувствовала, что эта страна населена глубоко религиозным народом, для которого нет ничего выше духовных идеалов. Интеллектуально насыщенная атмосфера, в которой проходило их общение с часто незнакомыми людьми, во многом скрашивала бытовую неустроенность.
В своих очерках для катковского журнала Блаватская дала волю чувствам. Ее возмущение колониальными порядками, презрение к удовольствиям и забавам английских чиновников и прислуживающих им англоиндийцам были выражены в такой саркастической, язвительной и ернической манере, что читатель, сопереживая столь бурным эмоциям, волей-неволей принимал ее сторону. К тому же Елена Петровна учитывала стереотипы мышления среднестатистического русского читателя, его фобии, геополитические взгляды и культурные пристрастия. Вот один из примеров ее эмоциональных рассуждений на тему английской мнительности и подозрительности:
«Это национальная черта англичан кричать „караул, режут“, когда их никто и не думает трогать, — отвратительна. <…> Но если эта черта замечательна даже в Англии, то с чем же сравнить ее в Индии? Здесь подозрительность перешла в мономанию: англоиндийцы готовы видеть шпионов России даже в собственных сапогах, и они упиваются этой идеей до чертиков. Следят за каждым новоприбывшим из одной провинции в другую, даже если бы то был англичанин. У народа не только отняли всякое оружие, но даже лишили последнего топора и ножа. Крестьянину нечем ни дров нарубить, ни защититься от тигра. Но англичане все еще дрожат. Правда, что их здесь всего 60 тысяч, в то время как туземного населения насчитывается до 245 миллионов. Да и система их, перенятая ими от искусных укротителей зверей, хороша лишь, доколе зверь не почует, что его укротитель трусит… Тогда горе ему! Во всяком случае, подобное постоянное выказывание хронического страха обнаруживает лишь сознание собственной слабости»