— Не вовремя я приехала, — грустно вздохнула Рафаэла.
— Нет, что ты! — горячо сказал Маркус. — Просто я дал себе слово измениться и, если отец вернется, стану ему настоящим помощником. А пока… — он горестно махнул рукой, и потом вдруг с усмешкой сказал: — А ведь теперь выходит, что Луана и впрямь Мариета Бердинацци.
— Вполне возможно, — серьезно ответила Рафаэла и спросила: — А кем была Луана для твоего отца?
— Самой большой любовью и самым большим горем. Потому что ушла, — коротко ответил Маркус.
— Я хотела бы с ней познакомиться, — задумчиво сказала Рафаэла.
Перед тем как окончательно распроститься с политикой, сенатор Кашиас хотел хоть что-то сделать для обездоленных. Хотя бы в память о своем погибшем друге Бруну Медзенге.
Он приехал в лагерь безземельных, который организовал Режину, и был поражен царящим там порядком. Люди сделали все, что могли, для того чтобы жить по-человечески. В лагере работала даже школа для детей и взрослых.
Да, эти люди были достойны лучшей участи. Но пообещать им пока было нечего, и вместо выступления сенатор сказал:
— Я приехал к вам не для того, чтобы произносить речи, я хотел бы выслушать вас.
И люди, все как один, принялись скандировать:
— Земли! Земли! Хотим земли!
Режину успокаивающе поднял руки:
— Я расскажу сеньору сенатору все, что мы с вами хотели бы иметь, а потом мы посмотрим, что из этого получится.
Среди толпы, просившей земли, стояла Луана. Бия сумела переубедить ее, и она осталась в лагере.
Домой сенатор вернулся под впечатлением виденного, а там его ждала еще одна потрясающая новость.
— Я беременна! — заявила Лилиана.
— Как? Опять? — спросил сенатор, и сердце у него покатилось куда-то в низ. А Роза даже привстала от недоумения и негодования.
— Нет, не опять. Просто я наврала про выкидыш. И когда говорила, что не беременна, тоже врала. Теперь я готова пойти к врачу, я решила родить своего ребенка, и родить благополучно.
На этот раз Лилиана говорила правду. Период метаний и сомнений, по крайней мере относительно малыша, которого она ждала, кончился.
— Подожди, Лилиана, подожди, — заговорил сенатор, у которого голова пошла кругом, — что же получается? Сначала ты заявила Маркусу Медзенге, что ты не беременна, теперь объявишь, что беременна. Кто тебе поверит? И что подумают о нас?
— Как что? Что мы сумасшедшие! — возмущенно вступила в разговор Роза.
— Или, что еще хуже, что мы претендуем на часть состояния Бруну.
Про себя Роза подумала, что это было бы совсем неплохо. А главное — справедливо, потому что Лейя, которая доброго слова не стоила, уж точно не имела никакого права на это состояние. Но в слух она ничего говорить не стала, понимая, что мужу ее мнение опять не понравится.