Мариета ужаснулась. Но беда, как известно, никогда не ходит одна. Вскоре в Минас-Жерайс приехал следователь Валдир. Старый Жеремиас встретил его насупившись: он был не слишком рад встрече и не скрывал своего недовольства.
— Я полагал, что вы давно о нас позабыли, — проворчал он.
— Как можно забыть о двух совершенных преступлениях? — изумился инспектор. — Мой долг найти виновных.
— А почему вы их ищете у меня? — спросил Жеремиас.
Вместо ответа инспектор протянул ему листок бумаги.
— Это я нашел в архиве покойного Олегариу и расшифровал. Прошу вас прочитать. Для вас это будет небезынтересно.
Жеремиас прочитал и, подняв глаза от листка, спросил:
— А кто такая Луана?
— Понятия не имею, — ответил Валдир. — Но дорого бы дал, чтобы узнать. Во всяком случае, я советую вам внимательнее присмотреться к вашей так называемой племяннице. Она вполне может оказаться самозванкой. Подумайте, сеньор, стоит ли вам подвергать себя риску и быть обманутым.
— Благодарю вас, инспектор Валдир, я подумаю…
У старого Жеремиаса было время подумать. Но может быть, не так много, как ему хотелось. А сколько, он собирался узнать у врачей: он как раз уезжал на обследование и ему должны были сказать, как прижились искусственные сосуды. Да, многое зависело от этой консультации…
— Хотите, я поеду с вами, дядюшка? — предложила Мариета.
Ее отъезд самым естественным образом разрешил бы на какое-то время все возникшие проблемы.
— Нет, не хочу, племянница, — ответил старый Жеремиас.
Вопросом наследства Жеремиаса Бердинацци занялся вплотную и Бруну Медзенга. Чувство справедливости, которое являлось основой его характера, обратилось, после того как выяснилось, что не надо защищать ни будущего внука, ни несчастную невестку, целиком в прошлое. Теперь он ждал, чтобы справедливость наконец-то восторжествовала для обобранных матери и бабки. Он без конца советовался с адвокатом, с нотариусом и дома на все лады бранил бесчестных Бердинацци, заявляя, что никогда не простит им бесстыдства и наглости.
Луана с глухой тоской слушала его. И вот однажды она отчетливо увидела грузовик, с которого падает. Горящий грузовик. Гибнущих отца, мать. «Я и есть Мариета Бердинацци,» — с полной отчетливостью поняла она и заплакала.
И она решила, что уйдет от Бруну. Наплакавшись вдоволь, Луана твердо объявила, что покидает его дом.
— Тебя здесь травят? Оскорбляют? — взъярился он, готовый стереть в порошок всех обидчиков своей возлюбленной, подозревая разом и слуг, и детей.
— Нет. Я хочу жить с Режину и Жасирой. Я тебя разлюбила. У меня внутри все мертво. Сердце умерло.