— Привет, — произнесла я чуть слышно.
— Боже! — взвизгнула Лиза и спрыгнула с дивана. — И давно ты здесь?
— Только что заглянула… Как мама? Видела ее?
Она покачала головой:
— Нет, отец не разрешает мне даже близко подходить к ней.
— Как он ведет себя с тобой?
— Сама как думаешь? Не могу поверить, что я стояла в этой самой комнате прошлым вечером и обвиняла его в том, что ему делали минет… Я даже употребила это слово, — добавила сестра шепотом, морщась при воспоминании о своей бестактности.
— Да, не очень хорошо получилось, — согласилась я. — Маме предъявили обвинение?
— Нет пока. Очевидно, ее обвинят в криминальном правонарушении. Но адвокат рассчитывает, что она не будет отбывать тюремное заключение.
— Что ж, не слишком большое утешение. — Очевидно, я тоже заразилась ироничным настроением. Я присела рядом с сестрой. Мы погрузились в молчание и начали смотреть, как Энн Робинсон стравливает двух незнакомцев, и вот они практически ненавидят друг друга.
— Где ты была сегодня? — спросила Лиза через пару секунд. — Я пыталась дозвониться, прежде чем прийти к родителям.
— Я сняла трубку… Ко мне заглянул Льюис.
— О, чудесно! Фантастично. Великолепно. Заходил Льюис…
Оказывается, ирония действительно заразна.
— Значит, пока мы все тут с ума сходили от беспокойства, вы с Льюисом сбежали с работы и занимались сексом.
— Кто сказал, что у нас был секс? — спросила я возмущенно.
— А зачем еще нужно снимать трубку?
Я проигнорировала ее блестящую догадку и произнесла:
— Я все ему рассказала.
— Не может быть, — прошептала Лиза, — ты ведь его едва знаешь.
— Пришла пора положить конец всей этой лжи, — объявила я, решив начать думать, как Энт. Пока что его план срабатывал.
— Рада за тебя, потому что, полагаю, недолго осталось ждать момента, когда твой секрет раскроется. Ты видела сегодняшний выпуск «Мейл»?
Она показала на сложенную газету, лежащую на кофейном столике. «Найди ее», — требовал заголовок. Потом Лиза развернула ее и показала снимок в нижней части страницы.
Она похожа на меня — это сразу же бросалось в глаза.
— Черт! — пробормотала я, но ни одного звука из моего горла так и не вылетело. Я почувствовала, как по моему телу пробежала волна тошноты, и если бы меня недавно не вырвало на машину Льюиса, то, наверное, содержимое обеда оказалось бы на ковре. Танцоры из «Риверданса» вернулись, но теперь с поддержкой. Они захватили с собой отряд отчаянных смертников-палестинцев с бомбами.
— Странно, не правда ли? — сказала Лиза.
Я взяла газету и начала разглядывать фотопортрет. «Странно» не совсем подходящее слово. Возможно, это фото составлено каким-нибудь экспертом на основании деталей, данных ему (предположительно) Джейкобсоном, но она — это я. У нее мои волосы, мой нос и даже родинка на правой щеке, слишком большая, чтобы назвать ее моей изюминкой. И кое-что еще. В фотографии неуловимо присутствовало что-то, свойственное любому фотопортрету, когда-либо виденному вами. Назовите это злом. Всякий, кто посмотрит на этот снимок, непременно подумает: «Виновна». «Мейл» не могла бы изобразить меня более зловещей, даже пририсовав трехдневную щетину и шрам во всю щеку. Рядом со мной обесцвеченная перекисью Мира Хиндли казалась лучшей сиделкой года.