Таким образом, заранее приготовленная свита для будущей великой княгини – и в числе ее расставшаяся с девственностью Глашенька Алымова – напрасно ожидала в Риге и встречи с будущей госпожой, и приезда Разумовского, которому теперь в Риге было совершенно нечего делать.
Что-то здесь было не то, размышляла ландграфиня… Граф Орлов… конечно, он значительное лицо в России, он фаворит императрицы… но, по слухам, уже отставной фаворит. Вроде бы русская государыня обратила свою благосклонность на какого-то молодого красавца. Почему же отставной фаворит встречает невесту цесаревича?!
«А ты хотела бы, чтобы ее встречал фаворит теперешний? – тут же приглушила свои сомнения Генриетта-Каролина, которая, как уже говорилось, была женщиной очень неглупой. – Орлов перестал быть любовником императрицы, но все же остался значительным лицом, коему она обязана своим восшествием на престол».
И все же ее не покидала тревога, что здесь что-то не так… Какие еще высокопоставленные дамы? Что за важные придворные особы, которым поручено еще раз оглядеть дармштадтское семейство и решить, подходит ли Вильгельмина Павлу?!
«Придворные особы» и в самом деле оказались более чем важными! К изумлению Генриетты-Каролины, им предстояла встреча с самой императрицей Екатериной! Она явилась в Гатчину с небольшой свитой – по ее словам, чтобы избавить усталых с дороги гостей от официального приема. Дамы слегка надулись – они-то жаждали как можно больше пышности! – однако с императрицей не спорят.
Ландграфиня и ее дочери глаз не сводили с Екатерины. Она была одета очень просто, по-дорожному (в отличие от графини Брюс, которая разоделась в пух и прах), однако поражала сдержанным величием в сочетании с доброжелательностью, которую источало все ее существо. Она казалась доброй тетушкой, которая прибыла на встречу с любимыми племянницами. Однако Вильгельмине, которой приходилось таить в душе тайну своего грехопадения, казалось, что императрица тоже что-то таит, что она не так проста, о нет, далеко-о-о не так проста и мила, как кажется!
Первыми ощущениями Вильгельмины при этой встрече были страх, тревога, угрызения совести… и эти чувства не могли не наложить губительный отпечаток на ее отношение к императрице, в каждом слове которой она видела теперь лишь притворство и которую, собравшись наконец с силами, вознамерилась обмануть и очаровать. Ей казалось, что она вышла на поле боя против очень сильного, может быть, непобедимого противника… Но победил же Давид Голиафа, хоть был юношей, мальчиком, к тому же почти безоружным, а тот – великаном с огромным копьем! Давид поразил Голиафа пращой, а она, Вильгельмина, поразит русскую императрицу силой своего очарования.