– Однако, – не унималась Вильгельмина, – его манифесты пугающе разумны и деловиты! Ведь этот темный казак в своих манифестах объявил ваш порядок управления нехристианским, он обещал восстановить равенство сословий, уничтожить крепостное право, отдать землепашцам дворянские поместья… Тут называют Пугачева каким-то заурядным разбойничьим атаманом. Однако этот разбойник разбивал целые армии, которыми предводительствовали выдающиеся полководцы! Разве вы не отстранили князя Федора Щербатова от командования армией по той причине, что он не мог справиться с пугачевскими полчищами? А ведь князь Щербатов известен своими победами над турками!
– Вилли… – прошелестел умоляющий шепоток Павла, который видел, как щурится императрица – это всегда служило у нее признаком сильного гнева.
– Что еще за Вилли?! – низким, рокочущим голосом произнесла Екатерина. – Чтоб не слышала я больше этой… этой собачьей клички! Великую княгиню звать Натальей Алексеевной, и коли я услышу хоть раз, что ее называют иначе, языки буду вырывать у проговорившихся… как ваш любимчик Пугачев вырывал языки у тех, кто отказывался ему присягать и говорил, не изменит-де он клятве, данной матушке-императрице.
Она смотрела прямо в глаза Вильгельмине, и той вдруг захотелось соскользнуть со стула и упасть на колени. Разумеется, она этого не сделала, однако ей пришлось вцепиться руками в сиденье, чтобы удержать себя на месте.
– Вот чем побеждал Пугачев, – жестко сказала императрица. – Беспримерной, нечеловеческой жестокостью, которая от веку была свойственна восставшим плебеям, взбунтовавшейся черни. В то время как коменданты крепостей колебались, стрелять ли из пушек в своих соотечественников, Пугачев гнал перед собой толпу одурманенных инородцев, которые резали и терзали русских людей, верных присяге, без жалости, подчиняясь самовластию и собственной, еще не обращенной к цивилизации дикости. Варварство же по отношению к женщинам превосходило там всякие мыслимые пределы. Думаешь, окажись ты перед ними, поглядели бы, что ты невестка сына подлинного императора? Да еще скорей распяли бы перед всей этой ордой… жива не осталась бы, померла бы еще прежде, чем десяток озверелых пьяниц тебя распробовали.
За столом царила мертвая тишина. Собравшиеся не узнавали императрицу. Всегда ровная, приветливая, норовившая свести к шутке любой, даже самый неприятный инцидент, сейчас она была сама на себя не похожа. Да, великой княгине удалось не просто вывести Екатерину из себя, но совершенно взбесить! Она даже на «ты» перешла с великой княгиней, хотя была на «вы» даже с Павлом!