Братья оторопело отступили на шаг. Проклятье! Он не мог этого знать! Никак не мог! Просто не должен!! Братство даже своим такие вещи открывало далеко не сразу! А если и открывало, то на то и Запрещающая руна ставилась, чтобы языки даже под угрозой смерти или пыток не развязались!
- Ну, на башке их нет, - задумчиво рассуждала Белка. - Руки тоже чистые, подмышки волосатые - там неудобно накалывать, спины и животы пустые, ноги... ну, там еще неудобнее. Правда, я как-то задницы ваши постеснялся разглядывать, но, по-моему, это уже слишком! Или же нет?
Лакр чуть не сплюнул, когда она выжидательно посмотрела.
- А что? Место-то надо тайное, скрытое, которое никому не показываешь. Но мыться-то всем время от времени надобно? С девками, опять же, порезвиться? Перед другими мужиками покрасоваться? Мышцами похвастать, себя показать... где ж, как не ТАМ?
- Дурак, - с отвращением сплюнул Ивер.
- Не, просто я и правда не понимаю!
- Тьфу!
- Вот так всегда, - вздохнула Белка, неожиданно поднимаясь и подхватывая плащ. - Ты с людями по-хорошему, по-доброму, а они потом на тебя плевать хотели. Да, Куршик? Пойдем отсюда, а? Что-то у меня настроение пропало с ними сидеть.
Она отряхнула рукава, пригладила растрепавшиеся короткие вихри и, ни на кого больше не глядя, пропала в кустах. Тихо, быстро и почти незаметно. Причем, быстро настолько, что Братья даже не сразу опомнились. Но потом различили еще один тихий шорох и запоздало сообразили, отчего вдруг возникла такая срочность: на поляне появилось новое действующее лицо.
Стрегон недовольно поморщился, когда побратимы дружно обернулись и уставились на него с каким-то нездоровым интересом. Машинально поднял руку, коснувшись правой щеки, где все еще что-то покалывало, шевелилось и немного жглось, но почти сразу вздрогнул и в который раз за день удостоверился, что действительно ПОЧУВСТВОВАЛ это легкое прикосновение. Впервые за четыре с лишним года после того, как в одной из схваток получил очередной безобразный шрам. Более того, щипало и лоб, и нос, и, особенно, скулы, словно с его кожей до сих пор творилось начавшееся утром преображение. Даже правое ухо, проткнутое когда-то острой спицей (подарочек от одной шустрой занийской девки, оказавшейся из гильдии наемных убийц), непривычно дергалось и было очень горячим.
Он не знал, как это получилось и что за гадость намазал на него Белик, но уже сейчас хорошо ощущал, как под пальцами постепенно исчезают старые рубцы; как разглаживаются глубокие морщины вокруг глаз и в уголках рта; бесследно исчезают его детские шрамы и страшный след от орочьего ятагана, который у многих вызывал какое-то жалостливое отвращение и желание поскорее отвернуться. В дрожащем на воде отражении всего пару минут назад он наглядно убедился, что с утра, когда у него просто дар речи пропал, а в голове воцарился полнейший сумбур, почти ничего не изменилось. И что он, как бы дико это ни звучало, всего за пару часов потерял все свои боевые "трофеи", которые столько лет закрывали причудливой маской его настоящее лицо.