— А отцовство можешь определить?
— Конечно, хотя если ты обратишься к «Памяти предков», то поймёшь, что такой вопрос у нас поднимается крайне редко — оборотни выбирают себе пару один раз и остаются верны ему или ей до самой смерти.
— Значит, когда я забеременею, ты сразу сможешь сказать, кто родится? — Уточнила я логичный вывод из всего услышанного.
— Да, только… Нари, прости, пожалуйста, я думала, Старший сам тебе скажет, а он всё молчит, а ты спросила… Ты только не расстраивайся, мы ведь ещё молодые, может, найдётся способ… можно к магам обратиться, к целителям. Или на Каачу — там шаманы, говорят, помогают. — К концу её голос становился всё тише и тише, а я ничего не понимала из сказанного.
— Так, Риса, стоп. Ты это к чему ведёшь? — Остановила я поток её слов.
— К тому, что ты, может быть, никогда не сможешь иметь детей. — Едва слышно сказала она.
— Что? — Вмиг севшим голосом переспросила я. — Это правда? И ты знала и ничего мне не сказала?
— Мне Старший запретил, сказал, что сам тебе всё расскажет. Сестрёнка, не плач, мы обязательно найдём выход. — Риса пыталась меня успокоить, хотя и сама уже чуть не плакала.
— Какой тут может быть выход? — Прошептала я, чувствуя, как из глаз катятся слёзы, и посмотрела на дядю. — Это правда?
— Что? — Переспросил он.
— Что у меня никогда не будет детей. — Едва сдерживая истеричные нотки в голосе, сказала я.
— Правда, Нари. И всё же шанс есть, не знаю, насколько большой, но есть.
— Почему…? — Сделала неопределённый жест рукой, но дядя понял.
— Тот, кто был… эм, первым, он… немного нарушил… внутри. — Дядя говорил, не смотря на меня, как опускали глаза и Ян с Наставником, отчего было ещё хуже. — Нарушил… вот. Поэтому и не можешь.
— Ясно. Я пошла спать. — Я поднялась и отошла к своим одеялам, не обращая внимания, как Наставник перехватил кинувшегося было ко мне Яна, как говорил не трогать меня. Всё это лишь вскользь коснулось моего сознания. Укрывшись с головой и едва сдерживая готовые ручьём бежать слёзы, я прошептала имя Тарики и провалилась в сон.
Я вновь оказалась на той прекрасной поляне, но сейчас у меня не было никаких сил любоваться ею, и едва сделав пару шагов, я рухнула на колени и, закрыв лицо руками, зарыдала. Слёзы катились градом, выплёскивая всё: и боль, и тяжесть тренировок, и сомнения, и обиды, и ужас от новости. Уже сквозь слёзы я осознала, что больше не одна — меня обняли тёплые, ласковые руки, а мягкие губы в поцелуе прижались к моей макушке. Под тихий успокаивающий шёпот и ритмичные поглаживания истерика потихоньку затихала и вот я уже сидела, всем телом прижавшись к Тарике, и только слегка всхлипывала.