Или дело было только в Дине, той самой доброй медсестре?
Когда Никита думал о ней, он забывал обо всем прочем.
Сколь Раевский ни старался, он не мог на нее злиться. Если и злился – то только потому, что она не ответила ему взаимностью. Он-то к ней всерьез был расположен, а у нее, оказывается, были какие-то свои, корыстные женские мотивы…
Ребенок. Она сказала, что хочет ребенка. Что только поэтому она отдалась Никите там, на заднем дворике. Непонятно только, зачем ей понадобился именно Никита – как будто в городе других мужчин нет!
Хотя это и понятно – ведь она собиралась скрыть ото всех правду. Поставить несговорчивого мужа перед фактом, и все тут.
Но эти ее глаза, покрытые пеленой страсти, ее подрагивающие губы… В них никакого расчета не было. Одно желание. Верно, она, Дина, тоже брела до того по пустыне – навстречу ему, Никите, его рукам и губам. Столько жажды было в ней…
За две недели Никита с Артуром почти починили «Ласточку» – остались лишь какие-то мелкие недоработки.
И за это же время Раевский сумел усмирить себя, свою гордыню, и решил вновь встретиться с Диной.
Опять было раннее утро, прохладное, свежее, чистое. В местах, где пустыня близко, хоть и жарко, но воздух зато сухой, дышать им легко.
В переулке, выходящем на площадь, Никита устроил засаду. Сел в тени старого карагача, на полуразрушенный каменный забор. Наверное, где-то неподалеку рос абрикос – потому что сладковатый, пряный запах настойчиво лез в ноздри.
Потом вдалеке, в самом начале длинной, узкой улочки, появилась Дина. Никита угадал ее сразу. Только увидел силуэт, движущийся сквозь переплетение солнечных лучей и тени, которую отбрасывал забор, – сразу дыхание перехватило.
В длинном светлом платье, какой-то платок на плечах… Волосы ее – темные, вьющиеся на концах, были подхвачены сверху, а сзади и по бокам струились свободно, изгибаясь полукольцами. Темные очки. Легкая походка.
В ней, в Дине, все было так изящно и одновременно так просто…
Она почти дошла до того места, где сидел Никита. Подняла голову, вздрогнула, одной рукой сжала концы платка у себя на груди.
– Здравствуй, Дина, – сказал он.
– Ты еще здесь?.. – произнесла та упавшим голосом. – Но зачем?
– Ты мне не рада? Совсем-совсем не рада? – помрачнел Никита, поднялся, сделал шаг ей навстречу.
– Рада. Только зря ты не уехал…
– Почему?
Она не ответила, метнулась в сторону, но Никита перехватил ее, поймал, притянул к себе. И сразу заметил, какого неестественного оттенка у нее лицо. Не лицо – маска как будто.
– Покажись. – Он, полный нехорошего предчувствия, снял с Дины темные очки. И увидел зеленоватые круги вокруг ее глаз. – Тебя что, били? – ужаснулся он. Потом заметил недавно поджившую кожу на губе, теперь чуть стянутую.