— Кто их знает, — охотно ответил штубендинст. — Говорят, в иной день доходит до восьмидесяти тысяч. Да ведь к вечеру же этого дня картина может измениться.
Назимов уже знал, что наряду с прибытием в Бухенвальд новых партий заключенных из лагеря почти ежедневно отправляются этапные команды.
— А сколько здесь жилых бараков? — продолжал расспрашивать Баки.
— Около шестидесяти. Это не меняется, сколько бы заключенных ни находилось здесь, — язвительно усмехнулся Йозеф.
— Получается, что в каждом бараке в среднем содержится не менее тысячи человек?
— Бараки не одинаковы. Есть двухэтажные и одноэтажные. В рабочих бараках людей содержится поменьше. Больше всего заключенных — в нашем карантинном помещении. Порой здесь набирается до трех тысяч человек.
— Сколько же народу согнали! — покачал головой Назимов. — И ведь разные люди, а? — задал Баки главный вопрос, ради которого и начал разговор. Ему очень важно было установить: избегает Йозеф наводящих вопросов или идет навстречу.
— А как же иначе? — согласился Йозеф. — Конечно, разные. У каждого — свой характер. Но, как правило, наиболее приметные отсеиваются, — неопределенно добавил он.
Тогда Назимов пошел дальше:
— Скажите, Йозеф, у вас есть здесь друзья?
Вопрос был задан в упор. Брови у Йозефа подпрыгнули. Кажется, он хорошо понял, о каких друзьях спрашивает этот русский флюгпункт.
— Настоящий человек не может обходиться без друзей, Борис, — ответил штубендинст тихо, но твердо.
— А меня не познакомите с вашими друзьями? — еще смелее спросил Назимов.
Йозеф мельком глянул на него, покачал головой:
— Вы слишком торопитесь, Борис.
— Это потому, что я верю вам, — отрывисто прошептал Назимов.
— Доверие хорошо, а осторожность лучше, — вполголоса сказал Йозеф. — Ну, будьте здоровы.
В проходе Назимова остановил Серафим Поцелуйкин. Пригнулся, точно желая пронзить его своим острым носом, спросил:
— Ты что, хочешь сдружиться со штубендинстом!
Метишь на теплое местечко? Вижу, хитер ты, парень. Назимов смерил Поцелуйкина гневным взглядом.
Потом поднес кулак к его бледному, худощавому лицу, угрожающе процедил:
— Не суйся куда не надо — не ровен час, нос прищемишь.
«Вы, кажется, подполковник?»
Срок карантина близился к концу, Йозеф все еще не вступал в настоящий разговор. Назимов нервничал. Однажды он прямо высказал Йозефу свое недовольство. Тот опять напомнил, что излишняя смелость неуместна, после чего, как показалось Назимову, начал сторониться его. И вдруг однажды вечером Йозеф недвусмысленно намекнул Назимову, что в лагере существует подпольная организация и что в ней главную роль играют якобы военнопленные. У Назимова так и засверкали глаза. Он сразу же засыпал штубендинста нетерпеливыми вопросами, Йозеф явно испугался этого напора, умолк, замкнулся:.