- Ешьте, друзья, закусывайте, - сказал Дим Димыч. - Вот тут с края и ножички и вилочки. Лепешка вот. Лепешка с базара, сам не пеку. - От лепешки он и отломил, стал жевать.
И Знаменский с Аширом тоже отломили от лепешки, но взяться за ножи и вилки все еще не решались.
- Повторим? - спросил Ашир. - А то как на похоронах стоим. - Он снова забулькал в стаканчики из бутылки. - Подставляй, подставляй, Дим Димыч. Сказано, "на троих" пьем! Ну, разжались!
Выпили, послушали себя, как там в них водка побежала, запаливая огонек, и верно, разжимая в них что-то, высвобождая от чего-то, хоть на миг, хоть на миг. Не присаживаясь, да и не на что было садиться, стали есть, зачиркали, застучали ножами по доскам.
- Как на светском приеме, а ля фуршет! - сказал Ашир, и зажглись искорки в его глазах-дульцах. - Полагаю, знакомая для вас ситуация, товарищ Знаменский? Но вместо тарелок виноградные листочки. Сойдет?
- Сойдет. Даже удобней.
- И вилки не нужны. Хватай руками. Правда, удобней? - Ашир Атаев хорошо, почти без акцента, говорил по-русски, лишь иногда путая ударения. У него прозвучало не "удобнее", а "удобнее". Иногда в его слова вплеталось слишком уж мягкое "л" или чрезмерно раскатистое "р".
- Удобнее, удобнее, - согласился Знаменский.
- У нас с вами теперь такая полоса жизни, когда назад-назад, в простоту летим. Ощутили? Или еще в шоке?
Этот Ашир Атаев, по одежде если судить, уже порядочно отлетевший назад-назад, почти в бродягу превратившийся, все же считал вот, что они ровня, что они в одну и ту же какую-то полосу попали, где такая уж простота жизни, что можно спиваться и опускаться. Неужели?
- Нет, я еще в шоке, - сказал Знаменский, отгораживаясь от дальнейшего разговора вежливой, но суховатой улыбкой, не сближающей, а пресекающей отношения.
- Дипломат, сразу видно! - сказал Ашир, в упор стрельнув своими зрачками-дульцами. - Вот, Дим Димыч, улыбнись-ка так, попробуй. Наука!
- И у тебя, Аширчик, дорогой, глазки так постреливают, как только у следователя могут, - сказал Дим Димыч. - Тоже - наука! Мы же не на допросе, учти.
- Вот тут ты прав, Дим Димыч, не на допросе. И не прав, Дим Димыч, мы теперь с товарищем все время на допросе пребываем. Но только особенный это допрос, сами себя допрашиваем. Понимаешь, сами себя? Да ты все понимаешь, прошел через это. А глаза у меня не от профессии, не от выучки на юридическом факультете Ленинградского университета. Тут ты не прав. У меня глаза от предков, от племени Теке, от этого песочка в воздухе, прилетевшего из Каракумов, от колкого песочка. Дай мне лошадь, дай мне лук, кинжал, аркан, крикни мне, как кричали мои предки в набеге... - Ашир вдруг яростно истончил голос и закричал, яростно, пугающе оскалив зубы. И вдруг смолк, сник, присел на корточки, безвольно уронив голову. Сухие, сильные его плечи мелко дрожали.