Невольница (Захир) - страница 58

— Вот и вы. Прекрасно, — сказал он.

Суман встала и почтительно приветствовала его.

— Сидите, сидите, я вот только повешу эти тряпки. — Он пошел к натянутой между двумя деревьями веревке.

Суман поколебалась, потом вышла вперед и, запинаясь от страха, предложила:

— Позвольте, я помогу вам.

Он протянул ей рубашку, а сам стал расправлять на веревке полотенце.

— Здоровы? Чем теперь занимаетесь?

— Спасибо, здорова… Просто работаю. Преподаю, как и раньше…

Она успокоилась. И сама по себе пришла уверенность, что все обойдется хорошо. Они развесили белье, и доктор Рафик закрыл калитку на улицу. Суман села в кресло, он устроился напротив нее и, закуривая, спросил:

— Чашку чаю? Я тоже еще не пил. — И, не ожидая ответа, попросил слугу подать чай.

— Курите. — Он подвинул ей сигареты.

— Что вы, нет, — смущенно ответила Суман.

Немного помолчали. Он не произносил ни слова, будто хотел ей дать время собраться с мыслями и справиться со смущением. Суман собрала все свое мужество и заговорила:

— У вас найдется для меня свободная минута? Если нет, я зайду в другой раз.

— Рассказывайте, — просто ответил доктор Рафик. Суман заметила, что он очень внимательно смотрел на ее руки. Она волновалась и никак не могла сообразить, с чего начать.

— Я слыхал, что вы прекрасно поете, — сказал он. — Я не очень разбираюсь в тонкостях музыкального искусства, но хорошая песня радует и мою душу.

Суман стало легче от его улыбки.

— Господин Рафик, — решилась она наконец, — я попала в ужасно трудное положение. Я пришла к вам посоветоваться.

Он молча курил сигарету.

— Господин Юсуф не рассказывал вам обо мне? — Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.

Подали чай. Он стал разливать и, не глядя на нее, заговорил:

— Я не расспрашивал Юсуфа о вас, и он ничего не рассказывал. Однажды, когда мне надо было перепечатать какие-то бумаги, он взял их и сказал, что отдаст их вам. А о том, что вы поете, он сказал тогда в ресторане. Помните? Вот и все. Больше я ничего не знаю. Но я готов выслушать все, что вы захотите мне рассказать.

— Я дочь танаиф, куртизанки, — вымолвила Суман, вскинув голову, и тут же снова опустила ее. — Дочь подруги богатых мужчин.

— И это мешает вам держать голову прямо? Не от нас зависит наше рождение. А часто и выбор профессии, — добавил он.

У Суман защемило сердце. Он пододвинул ей чашку и сказал:

— Рожденному в добродетели остается только следовать ее примеру. Не больше ли достоин похвалы тот, кто боролся с породившей его средой, чтобы изменить ее к лучшему и наперекор всему стать человеком? Пейте чай, Суман.