— Вот и вы. Прекрасно, — сказал он.
Суман встала и почтительно приветствовала его.
— Сидите, сидите, я вот только повешу эти тряпки. — Он пошел к натянутой между двумя деревьями веревке.
Суман поколебалась, потом вышла вперед и, запинаясь от страха, предложила:
— Позвольте, я помогу вам.
Он протянул ей рубашку, а сам стал расправлять на веревке полотенце.
— Здоровы? Чем теперь занимаетесь?
— Спасибо, здорова… Просто работаю. Преподаю, как и раньше…
Она успокоилась. И сама по себе пришла уверенность, что все обойдется хорошо. Они развесили белье, и доктор Рафик закрыл калитку на улицу. Суман села в кресло, он устроился напротив нее и, закуривая, спросил:
— Чашку чаю? Я тоже еще не пил. — И, не ожидая ответа, попросил слугу подать чай.
— Курите. — Он подвинул ей сигареты.
— Что вы, нет, — смущенно ответила Суман.
Немного помолчали. Он не произносил ни слова, будто хотел ей дать время собраться с мыслями и справиться со смущением. Суман собрала все свое мужество и заговорила:
— У вас найдется для меня свободная минута? Если нет, я зайду в другой раз.
— Рассказывайте, — просто ответил доктор Рафик. Суман заметила, что он очень внимательно смотрел на ее руки. Она волновалась и никак не могла сообразить, с чего начать.
— Я слыхал, что вы прекрасно поете, — сказал он. — Я не очень разбираюсь в тонкостях музыкального искусства, но хорошая песня радует и мою душу.
Суман стало легче от его улыбки.
— Господин Рафик, — решилась она наконец, — я попала в ужасно трудное положение. Я пришла к вам посоветоваться.
Он молча курил сигарету.
— Господин Юсуф не рассказывал вам обо мне? — Она подняла голову и вопросительно посмотрела на него.
Подали чай. Он стал разливать и, не глядя на нее, заговорил:
— Я не расспрашивал Юсуфа о вас, и он ничего не рассказывал. Однажды, когда мне надо было перепечатать какие-то бумаги, он взял их и сказал, что отдаст их вам. А о том, что вы поете, он сказал тогда в ресторане. Помните? Вот и все. Больше я ничего не знаю. Но я готов выслушать все, что вы захотите мне рассказать.
— Я дочь танаиф, куртизанки, — вымолвила Суман, вскинув голову, и тут же снова опустила ее. — Дочь подруги богатых мужчин.
— И это мешает вам держать голову прямо? Не от нас зависит наше рождение. А часто и выбор профессии, — добавил он.
У Суман защемило сердце. Он пододвинул ей чашку и сказал:
— Рожденному в добродетели остается только следовать ее примеру. Не больше ли достоин похвалы тот, кто боролся с породившей его средой, чтобы изменить ее к лучшему и наперекор всему стать человеком? Пейте чай, Суман.