— Да, так и было, — пробормотал я, а у самого в мозгу так и крутилась мысль: а теперь я трахаю твою жену…
Какой-то рехнувшийся участок моего мозга, явно обладающий суицидальными наклонностями, так и хотел выпалить это прямо ему в глаза, чтобы облегчиться, чтобы со всем скорее покончить, чтобы все худшее, что может случиться, наконец произошло и мне больше не нужно было воображать всякие ужасы.
— Как Джейми? — улыбнулся он.
— Прекрасно. Во всяком случае, когда я его в последний раз видел, он чувствовал себя именно так.
И это было как раз на том самом дне рождения, пришло мне в голову, на котором я повстречал твою жену и целовался с ней, и лапал ее, и согласился закрутить с ней эту совершенно самоубийственную интрижку.
— Очень рад. Передавайте ему от меня привет, ладно?
О, вы хотите сказать, что не собираетесь убить меня прямо сейчас?
— Да, конечно. С удовольствием. Разумеется.
Мой собеседник посмотрел мимо меня на каток.
— Жена слушает ваши передачи, — сказал он.
Да, именно так. И эта рука, которую ты только что пожал, успела побывать у нее между ног, все там пощупала, и ей понравилось. Видишь, мой язык, мои губы? А теперь подумай о ее ушках, сосках и клиторе.
— Вот как? Я… я очень польщен.
Он выдавливает тонкую, еле заметную улыбку.
— Ей не хочется, чтобы я просил об этом, но знаю, ей будет очень приятно, если вы когда-нибудь поставите что-то по ее заявке.
— Знаете, мы, собственно, не принимаем заявок, — вдруг услышал я собственный голос; видно, снова активизировался тот самый чертов участок моего мозга.
- Что?
— Ох, — сказал он и на миг опустил глаза.
Я что, совсем охренел?
Его пальто выглядело теплым, очень темным и каким-то блестящим.
Мне что, взаправду захотелось умереть?
На нем были узкие черные, начищенные до зеркального блеска башмаки, черные кожаные перчатки отменного качества — правда, он снял правую, чтобы пожать мне руку.
— Но… — произнес я, хлопнув в ладоши и улыбнувшись, — для… для… — для той, чью задницу я заголяю каждый раз, когда предоставляется такая возможность… — для друга сэра Джейми и… и для такой прекрасной… э-э-э… фигуристки… думаю, можно сделать исключение, — И я кивнул; теперь Мерриэл улыбался. — Собственно, — поспешил я добавить, — я даже уверен в такой возможности, — Потому что, если уж говорить совершенно начистоту, принципов у меня нет вообще никаких, и я готов сделать все, абсолютно все, чтобы спасти свою несчастную, лживую, лицемерную задницу.
— Очень любезно с вашей стороны, мистер Нотт, — проговорил мистер Мерриэл бесстрастно. — Весьма вам благодарен.