Крейг, скручивавший на кухонном столе косяк, ухмыльнулся.
— Нет, на полном серьезе, — пояснил я, — Неформальное братство стражей закона? Интересно звучит. Ну-ка, ну-ка, посмотрим, как там они братаются. Тотальный охват, даже в сортирах. И тогда мы избавимся от всяческих историй с черномазыми или узкоглазыми ребятами, избивающими или душащими самих себя, этими шельмами, то и дело норовящими поставить себе под глазом фингал, а затем во всем обвинить доблестных стражей порядка!
— А еще есть лестницы, — подсказал Крейг, — о них не забудь.
— О господи, ну конечно, как же без них-то, без слежки на лестницах? Вне всяких сомнений, тамошние события нужно освещать так же тщательно, как матчи премьер-лиги на спутниковом канале; ну, хотя бы верхнюю и нижнюю площадки. И конечно, чтоб главных игроков — крупным планом. И камеры в тюрьмах! Зэк-ком!
— Под-ком! Для подозреваемых!
— Жул-ком! Для жулья всякого! — оживленно подыгрывал я с типичной для укурков концентрацией на мелочах. — Крим-ком!
— Шплим-шплом, бим-бом, — захохотал Крейг.
— Что? — переспросил я.
— Ты сам-то еще не поставил тарелку «Скай ти-ви»? — спросил Крейг, поднес к губам самокрутку и лизнул край папиросной бумаги.
— Ты, кажется, сказал?.. Ладно, проехали. Тарелку? Не, никоим каком! — воскликнул я страстно, — Хер этот Мердок заполучит мои… неправедным трудом нажитые бабосы!
К тому времени я уже год как переселился на «Красу Темпля». До меня на ней несколько лет никто не жил, приходилось пользоваться доставшейся мне в наследство обычной антенной, хотя Крейг усиленно советовал обзавестись спутниковой тарелкой.
— А, ну да, — махнул он рукой, — ты же болеешь за «Клайд-бэнк»! Тогда какой смысл?
— Да пошел ты, гунн[50].
Мы с Крейгом имели скверную, зато уютную привычку откатываться при наших встречах к культурному стереотипу поведения мужской половины жителей западного побережья Шотландии, то есть примешивать футбол ко всему, о чем бы ни зашел разговор. Крейг был традиционалом, фанатом «Глазго рейнджере». Это являлось его единственным недостатком, если не считать упорной многолетней борьбы на брачном поле (за тяготы которой я из мужской солидарности, а также по причине все того же культурного стереотипа был просто обязан винить одну только Эмму, как бы все ни обстояло на самом деле).
Было самое начало мая 2001 года, и со времени вечеринки у сэра Джейми, устроенной им в крутых апартаментах на самом верху Лаймхаус-тауэр, прошло недели две. Мы сидели с Крейгом на кухне его семейного гнездышка, свитого в длинном трехэтажном многоквартирном доме в Хайгейте с отдельным входом для каждой семьи и оранжереей посреди садика, полного всевозможных затей. Эмма теперь жила отдельно, в небольшой квартирке, тоже с выходом в сад за домом, всего через две улицы отсюда. Вообще-то Никки жила с Крейгом, но иногда заходила к матери и оставалась ночевать. Тогда я закатывался к старине Крейгу, и мы с ним предавались забавам, свойственным юности. С этой прекрасной порой он распрощался слишком рано, став отцом и фактически мужем в восемнадцать, так что теперь приходилось наверстывать. Я, напротив, никогда не расставался с нею окончательно, окунувшись, по мнению некоторых, в беспутную жизнь и в тридцать пять безнадежно запутавшись в сердечных привязанностях.