Офицер будто бы угадал мои мысли и чувства. Он как-то странно покосился в мою сторону — не то чтобы ухмыльнулся, но этот взгляд я запомнила на всю жизнь. Стволом взятой у солдата винтовки он задрал мне платье. Мама бросилась к нему:
— Нет! Нет! Не надо, сэр! Умоляю.
Солдат оттащил ее за волосы.
Свидетельница перед Богом, она опять сделалась просто мамой, но офицер этого не заметил. Он видел перед собой только женщину, которая грозилась свидетельствовать перед Богом. Заговорил он негромко, показывая, что владеет собой:
— Ты меня умоляешь, а что у тебя есть? Чем ты мне заплатишь за спасение дочки?
Мама окончательно пала духом. Платить было нечем. Офицер это знал, потому и скалился. Денег у нас с ней не было. Свиней тоже не было. Свиньи были соседские.
— Я заплачу собой, — сказала она.
— Собой ты уже заплатила моим бойцам. А больше у тебя ничего нет.
— У меня есть жизнь, — ответила мама. — Я заплачу своей жизнью.
Офицер обернулся ко мне:
— Слыхала? Мать хочет за тебя заплатить жизнью. Что скажешь?
Мама не дала мне раскрыть рта:
— Ни слова, Матильда. Молчи.
— Ну уж нет. Я хочу послушать, — сказал краснокожий. Заложив руки за спину, он собрался поглумиться. — Что ты ответишь матери?
Он ждал, но мама заклинала меня взглядом, и я поняла. Нужно молчать. Как будто у меня отнялся язык.
— Мое терпение на исходе, — бросил офицер. — Неужели тебе нечего сказать родной матери?
Я замотала головой.
— Отлично, — процедил он и кивнул солдатам.
Двое схватили маму за плечи и куда-то поволокли. Я ринулась следом, но офицер меня удержал.
— Нет. Ты останешься со мной, — распорядился он.
Я опять видела перед собой желтушные, налитые кровью глаза. Как же надоела ему эта малярия. Как надоело ему все. Как надоело ему быть человеком.
— Отвернись, — приказал он.
Я подчинилась.
И передо мною раскинулась вся красота мира: сверкающее море, небо, трепетные зеленые пальмы.
Я услышала, как он вздохнул. Как пошарил в карманах, чтобы нащупать пачку сигарет. Как чиркнул спичкой. Мне в ноздри ударил запах дыма, и до моего слуха донеслось причмокиванье, похожее на поцелуи. Теперь мы стояли, считай, бок о бок; время тянулось бесконечно, хотя в действительности прошло минут десять. Он не проронил ни слова. Для меня у него слов не было.
Мир большей своей частью переместился неизвестно куда. Большей своей частью он отдалился и от нас двоих, оставшихся здесь, и от всего, что творилось у нас за спиной. Черные муравьишки, ползавшие по моему большому пальцу на ноге. С виду они твердо знали, чем занимаются и куда держат путь. Одно было им неведомо, что они — всего лишь муравьи.