Наконец-то я поняла, что должна сделать. Я должна была выжить.
Мы все принимаем это как данность, но когда дело доходит до крайности, когда тебе не хватает воздуха, ты начинаешь бороться. Ты наконец-то понимаешь, что тебе нужно. Тебе нужен воздух.
Глаза застилало илом. Река бесновалась, как зверь. У нее вдруг выросли лапы с когтями. Она хватала меня за ноги. Тянула ко дну. Я с трудом выныривала на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. И так повторялось раз за разом. Неодолимая сила тянула меня за ноги вниз. Не отпускала. Раз десять вода накрывала меня с головой, и я думала: до чего же нелепо будет так сгинуть. Какая неосторожность. Какая глупость.
Я воочию представляла, как отец поникнет головой, узнав, что я утонула. И когда у меня из легких вышел последний воздух, мысль об отцовской скорби вытолкнула меня на поверхность. Час назад мне было все равно, что со мной станется. Но это прошло. Теперь я просто обязана была выжить.
В какой-то миг я ударилась обо что-то большое и твердое. Ослепленная и сбитая с толку, я решила: слава богу, меня выбросило на берег. Земля. Я почувствовала ее твердь, ее прекрасную надежность. Но, протянув руку, обнаружила, что меня прибило к толстенному бревну.
Уж не знаю, каким деревом был этот комель при жизни. У него не осталось ни ветвей, ни листьев. Кора сделалась скользкой. Напиталась водой, как губка. Это было просто бревно, но тогда, среди бешеного потока, «просто бревно» значило куда больше, чем «просто девочка». Ведь бревно всегда выживет. Пусть его переворачивает течение, пусть швыряет вперед стремнина, оно рано или поздно окажется на берегу. И там, вспоминая свои злоключения, будет подставлять бока солнцу и с каждым днем уходить все глубже в песок. Оно выживет. И я подумала: за него и надо держаться.
Стремительный поток быстро дотащил нас до того места, где река разделялась на два рукава. Нас с бревном бросило в левый рукав (говорю так для простоты), и это оказалось удачей, потому что сильное и неуемное речное течение здесь успокоилось и бурой лентой потянулось к морскому побережью.
Кого можно назвать спасителем? Единственное имя приходило мне в голову: мистер Джеггерс. Поэтому я не задумываясь нарекла спасительный комель мистером Джеггерсом, в честь того, кто спас жизнь Пипу. Всяко приятнее держаться за мистера Джеггерса, чем за осклизлое, мокрое бревно. С бревном даже не поговорить. А с мистером Джеггерсом можно.
В конце концов река излилась в широкую спокойную дельту. По моим расчетам, вблизи находился старый, заброшенный аэродром. И очень хорошо. Я больше не боялась. Нам светило выжить. Эта мысль уже не казалась самой главной. Лучше бы она посетила меня раньше, когда поток изо всех старался со мной расправиться. Но у него ничего не вышло. Теперь мы точно должны были спастись, без вариантов, — и жить дальше.