— Конечно, когда ты с ней познакомилась, она уже не была такой. Проще послать мир к черту, когда у тебя много денег, — заявил отец Лакс, а потом, к собственному изумлению, добавил: — Или чек за долговременную нетрудоспособность.
Лакс ждала, пока он перестанет хохотать. Она хотела рассказать ему про дом, который унаследовала от его сестры. Он не осудит ее, как это сделала бы мать, но, возможно, отберет у нее дом. Не весь сразу. Несколько небольших ссуд медленно унесли бы все ее деньги. И все же она размышляла над тем, должна ли она дать что-то ему, когда продаст дом. Он был мил и добр, и у него почти всегда болело тело. Лакс сидела молча и думала, может ли она дать ему штуку долларов для облегчения боли, избежав подозрений и протянутых ладоней матери и братьев.
Пока она сидела так, пытаясь придумать, как поступить, вошла медсестра и воткнула шприц в трубку, которая тянулась к его руке.
— Что вы ему даете? — спросила Лакс.
— Морфий, — ответили отец и медсестра одновременно. Сестра просто констатировала факт. Отец произнес это слово так, будто лекарство было особым десертом, а он — послушным мальчиком.
— Слушай, тыковка, — начал отец очень серьезным тоном, — я собирался поговорить с тобой кое о чем, но я не знаю, как сказать это, так что я просто скажу. Мне не нравится этот парень, Карлос, с которым ты встречаешься.
— Мы расстались, — сказала Лакс, и на лице ее отца внезапно засияла счастливая улыбка.
— Проблема решена, — пробормотал он и погрузился в лекарственный сон, несущий освобождение от боли.
Выпив пива и похихикав с Эйми и Марго, Брук села на поезд в 19.10 до Кротона-на-Гудзоне, где находилась ее студия. Это была красивая комната со старыми деревянными полами и большими окнами, перестроенная специально для Брук, с учетом ее пожеланий. Свет был идеальным. Брук рисовала здесь уже многие годы и создала свои самые замечательные работы под этой крышей. Единственным недостатком этой студии являлось то, что когда-то этот летний домик у бассейна принадлежал ее родителям и напоминал ей, что большинство удобств и независимость достались ей не потому, что она была талантлива, а являлись результатом успешных инвестиций предыдущих поколений.
Брук вошла в дом, прогулялась до кухни и открыла холодильник. Она достала ростбиф, горчицу, вчерашний фокаччо и начала делать сандвич.
— О! Я тебя не заметила, — воскликнула Брук.
Ее мать сидела в темноте кухни, курила сигарету и размышляла о собственной дочери. Как и она, Брук была красивой блондинкой, стройной от природы, с длинными ногами и фарфоровой кожей. В приглушенном свете они казались сестрами-близнецами, хотя у матери не было вытатуированного внизу спины средневекового дракона, с лапами, растянувшимися по ягодицам, и хвостом, закручивающимся по внутренней поверхности бедра левой ноги.