Бабл-гам (Пий) - страница 27

Жоржу я так и не перезвонила. Он выразился достаточно ясно, а уступать мне не хотелось. Сисси никогда не сообщала мне про кастинги, сама я не очень понимала, с какой стороны браться за дело, и постепенно падала духом. Я просто ждала. Ждала и надеялась.

До Елисейских Полей я доехала, не зажигая фар. Сисси ради такого случая одолжила мне красное шелковое платье с разрезом спереди до пупка и едва прикрывавшее ягодицы, и еще высокие сапоги на шпильках того же цвета, в которых невозможно было нажимать на педали. Я в первый раз надела шелк, это было приятно. И еще я в первый раз после приезда в Париж выходила на люди. Сисси никогда не брала меня с собой ни в ночные клубы, где она знала всех и вся и где регулярно встречала клиентов Trying, ни тем более на свиданки. Я убеждала себя, что наша дружба стала крепче, что поэтому-то она и попросила меня поехать, но на самом деле я была ей нужна лишь на крайний случай, чтобы было с кем поговорить, если она вдруг окажется в одиночестве. Только что, увидев меня в платье, Сисси так и не дала мне сумку и пальто для завершения туалета, и теперь, устроившись на сиденье для пассажиров, беспокойно изучала мой профиль. Она довольно резко велела припарковаться как можно дальше от «Павильона Элизе»: не хотела, чтобы кто-нибудь увидел, как она выходит из моей машины. Ее собственная утром загнулась, а сама она после ночных трудов слишком вымоталась и была физически не в состоянии расплатиться с механиком натурой. Мы взяли мою, и Сисси полагала, что чуть ли не делает мне одолжение, усаживаясь на потертое сиденье. В общем, я припарковалась как можно дальше, на маленькой улочке, выходящей на проспект Франклина Рузвельта. Пальто я оставила в машине, потому что мне было стыдно, сунула ключи и пачку сигарет в сапог, и мы пустились в путь. Сисси шагала бодро, завернувшись в норковое манто, подаренное кем-то из ее «друзей». Бедная я плелась еле-еле, с голыми руками и ногами по десятиградусной холодине.

Едва мы свернули на Франклина Рузвельта, как я заметила толпу. Такого я еще не видела. За два часа информация распространилась среди непосвященных, и все устремились сюда, всеми правдами и неправдами пытаясь пройти без приглашения, без знакомых, в глубоко мне понятной надежде увидеть хоть мельком кусочек Леонардо Ди Каприо или волосок Бриттани Мерфи. Я была ровно в том же положении, с той лишь разницей, что им, в отличие от меня, не посчастливилось заиметь подружку, поимевшую организатора показа.

Сисси вцепилась мне в руку, и мы медленно двинулись вперед. Впереди была решетка и два входа. У левого, в окружении пяти здоровенных охранников, стоял мелкий замухрышка в ковбойской шляпе и с пресловутым списком в руках. Там-то и давился народ — кто ссылался на друзей, которые уже внутри, кто на родство с организаторами, с президентом «DLD-пpoдакшн» и даже с Леонардо, кто утверждал, что его имя конечно же есть в списке, просто замухрышка не умеет читать, а тот вопил, махал руками, требовал отойти назад, но никто не отходил, и тогда он посылал кого-нибудь из охранников оттеснить людей, и все пятились, стояли пару секунд поодаль, а потом снова начинали атаковать опасно шатавшуюся решетку. У правого входа не было ни замухрышки, ни списка, одни решетки со стоящими вдоль них вышибалами, они тянулись до самой улицы. Именно здесь останавливались лимузины и спортивные автомобили, и их содержимое, с эскортом телохранителей и ловкостью, свидетельствующей о длительной практике, немедленно выскакивало наружу и на полной скорости скрывалось в воротах. Подъехали два «вояджера» с тонированными стеклами, дверцы открылись, по толпе пробежал шепот: «Это Леонардо, это Леонардо». Десяток парней в багги и обвисших майках высыпали из машин, я чуть не свернула шею, высматривая знакомый профиль, но всезнающая Сисси шепнула мне, что это просто компания его приятелей, а сам он наверняка прошел гораздо раньше и через другой вход. В саду приземлился вертолет. Нас отделяло от цели всего несколько метров. Я уже различала костлявый нос замухрышки, бесстрастные лица вышибал (они и не такое видали) и руки, множество протянутых рук, пытающихся привлечь к себе внимание. Слева больше никто не входил. У меня болела голова, и вся сцена виделась словно сквозь матовое стекло.