Вот уже несколько часов, как они переругивались, но довольно вяло: движение на шоссе было оживленным. Обгоняя огромный грузовик, Вероника прерывалась посреди фразы, затем, не отрывая взгляда от зеркала заднего вида, заканчивала свою мысль. И снова умолкала, давая Дювалю возможность ответить. Друг на друга они не смотрели — машина ехала слишком быстро. Им приходилось выкрикивать свои обиды, когда их открытый «триумф» проезжал сквозь грохочущий, продуваемый всеми ветрами туннель. Иногда о ветровое стекло разбивалась букашка, вставляя след, похожий на плевок. Тогда Вероника выключала «дворники», и шоссе расплывалось у них перед глазами. Они замолкали. Оба уже устали, но ссора все еще не была исчерпана. И не будет никогда. Она назревала месяцами…
— Для меня это вопрос принципа, — опять начала она.
Казалось, она обращалась к дороге, к медленно сгущавшимся сумеркам; водители проносившихся мимо грузовиков включили подфарники. Что ж, она права! С болью в сердце Дюваль сознавал, что сам виноват во всем. У него просто дар впутываться в неприятности, как у других бывает дар к живописи или к музыке. Ну почему он выбрал именно эту женщину? Почему?.. От шума и быстрой езды он совсем одурел. Чувствовал себя словно под хмельком. Слова — самые грубые и оскорбительные — вырывались у него помимо воли. Кто же их выдумывал? Только не он. Не такой уж он злой. Хотя как тут не обозлиться…
— Я не вор! — выкрикнул он.
Она рассмеялась и нажала на газ, чтобы обогнать машину, тащившую на прицепе здоровенную лодку. Стрелка спидометра показывала уже больше 140 километров.
— Мог бы и предупредить, — бросила ему Вероника. — Это же само собой разумеется!
— Боже мой, ведь я тебе все время твержу, что не успел!
— Всегда можно позвонить.
— Ах так?.. Говоришь, позвонить? А куда тебе звонить, скажи на милость? Никто не знает, где тебя носит в Париже!
Не удержавшись, он добавил:
— И с кем!..
На сей раз она взглянула ему в лицо.
— Ты это о чем?
— Да о том, что, стоит тебе уехать из Канн, и тебя уже нигде нельзя найти.
— Я тебе изменяю? Ты это хочешь сказать?
— Почему бы и нет?
Она резко притормозила, так что Дювалю пришлось изо всех сил упереться в переднюю панель.
— Что на тебя нашло?
— А ну-ка договаривай, голубчик. Итак, я тебе изменяю.
Машина ехала теперь со скоростью 70 километров в час. До них доносились вечерние шорохи. Вдруг стало очень тепло.
— Ну же, давай! Выкладывай!
Дюваль провел рукой по глазам, по вискам. Спокойно! Главное — спокойно!
— Ведь ты мне разрешила брать деньги с твоего счета?
— При чем здесь это?
