- Древний поэт сказал: жизнь – это миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь… Ты военный, поэзией не интересуешься, верно? Что было, того уже нет, что будет – ещё нет. Мы с тобой здесь и сейчас. Тебе решать, как жить дальше. А тем, кто живёт на пособие, не завидуй. Знаешь, у пчёл есть трутни. Ничего не делают, только мёд жрут. А пчёлы их не трогают! И почему так, ни один биолог … или ботаник, как правильно? … толком не знает. Выходит, для чего-то необходимы. Так и наши… трутни… для чего-то нужны. Не суши мозги над ерундой. Лучше скажи, вот если правы священники и после смерти тела наши души встретят на небесах предков, не стыдно будет смотреть в глаза? Ведь там не спрячешься.
- Да что ты меня моралью своей долбаешь, в самом деле! Я же сказал – без штанов и в шляпе. Ну, куда голому-то в пекло лезть?
- Дай слово, что выполнишь мою просьбу. Тогда у тебя будут и штаны и палочка-выручалочка, и ещё кое-что.
- Да ладно, фокусник-иллюзионист! - раздражённо махнул рукой Павел. - Штаны… палочки… или это у тебя юмор такой, кладбищенский?
- Причём здесь юмор? Ты, Паша, как и все военные, очень долго соображаешь. Видно, сильно били по голове общевоинскими уставами. Ладно, объясняю на пальцах – если ты обещаешь выполнить все, что я тебе скажу, ты получишь необходимое снаряжение и оружие. Все ясно, военный?
- От такого слышу, - недовольно буркнул Павел. - Выкладывай, чего у тебя там.
- Так ты даёшь слово?
Павел вздохнул, поднял глаза к нёбу. Луна куда-то исчезла, только редкие звёзды дрожат неземным светом, словно от страха. Внезапно в полной тишине раздались звуки хлопающих крыльев, порыв воздуха мягко толкнул в лицо, пыль поднялась облачком, а потом откуда-то с высоты донеслись странные резкие звуки, словно громадная ворона подавилась костью и теперь истошно каркает, пытаясь избавиться от чужеродного тела в горле. Неприятное чувство неизвестности, неведомой опасности охватило Павла. Кольнул страх, но вспыхнувшая злость затмила все остальные чувства, волосы на загривке вздыбились, словно волчья шерсть. Тело, только что расслабленное и болящее, пошло буграми мускулов, боль исчезла, задавленная мощной дланью чего-то странного и удивительного, некого чувства, неизвестного ранее.
- Даю слово, что выполню всё. Рассказывай и побыстрее, летают тут всякие, - не сказал, а прорычал Павел.
Изуродованный шлем едва заметно шевельнулся. Слабый свет звёзд упал под другим углом и показалось, будто страшная маска из железа и пластика улыбнулась уголками рваных дыр.
- Ну, слушай, - раздался слабеющий голос, - неподалёку живёт один мой знакомый. Интересный дядька, потомок русских эмигрантов в Америке. Его папка уехал в Штаты на заработки, да так и остался. Он был неплохим учёным, настолько неплохим, что американцы без лишних проволочек дали гражданство и предложили работу в закрытом научном центре. Папаша согласился, его жена, тоже физик, работала вместе с ним. Родился сын, уже американец, выучился и стал работать вместе с папочкой и мамочкой. Однако с возрастом стал все больше интересоваться Россией и постепенно интерес перерос … ну, не знаю, в любовь, что ли. Одним словом, отпрыск сильно невзлюбил страну своего рождения, стал открыто смеяться над американцами, считая их тупыми, жирными свиньями, живущими за счёт других народов и эмигрантов. Зреющий конфликт удавалось сдерживать только благодаря связям папы и мамы. Кроме того, сынок оправдал самые смелые надежды родителей, став одним из лучших учёных страны. Обладал буквально энциклопедическими знаниями.