– Это обещаю.
– Самое главное – перевести становую квартиру обратно в Вершинино и назначить на это опасное место подходящего человека.
– Таковой у вас имеется?
– Да. В Макарьевской части служит околоточным надзирателем Максим Палагута. Развитой, находчивый. Очень решительный! Не хуже Лыкова. Два Георгия за турецкую войну. Палагута любит принимать решения самостоятельно и, главное, все доводит до конца. В городе ему скучно и тесно, в сельском же стане, где он – хозяин, Максим развернется в достойную фигуру. Следует только назначить ему усиленный оклад приварочных денег. Согласитесь: служить в эдаком месте…
– Сделаем.
– Далее. Сельские стражники. Они должны быть родом из Вершинина. Не все же там убивцы и негодяи на семьсот человек! Есть и приличные, только им ходу не дают. Особое внимание следует обратить на недавно вышедших в запас солдат из гвардейских и хороших армейских полков. Ежели, например, человек честно отслужил в Нижегородском драгунском полку, его можно смело назначать в сельскую полицию. Имеющим боевой опыт отдавать предпочтение. И наконец, самый кадр сельской стражи должен быть расширен относительно норматива.
– Сделаем.
– Вот и все. У Палагуты не забалуешь! Этот чертяка никого не боится, он им задаст жару. Перешлет в каторгу десяток самых отъявленных, остальным острастка. Старосту, конечно, заменить, кабак закрыть. Я бы и волостное правление туда перевел, но это уже, кажется, лишнее.
– Что ж, Павел Афанасьевич. Пришлите ко мне в понедельник Палагуту, я посмотрю на него. И жду вас не позже среды с Каргером и Лыковым для обсуждения плана операции. Кутайсова я беру на себя.
Операция, как и положено, началась с разведки. Титус и Лыков, загримированные армянами, проехали через Вершинино днем. Возница (городовой Ничепоруков) попросился в кабак; седоки дозволили и сами зашли из любопытства.
Большое помещение питейного дома было в этот час полупустым. Довольно чисто, но накурено. На стойке – деревянный бочонок с водкой, на нем висят на длинных ручках четыре ковшика с мерами[26]. Рядом бесплатная закуска: огурцы и черный хлеб. За спиной целовальника на полках запечатанные штофы с наливками и настойками. Тихо и покойно, только в углу у окна два мужика с красными лицами разогреваются стаканчиком да у стойки вполголоса беседуют трое крепких молодцов.
«Армяне» сели у входа и спросили белого квасу-суровца и каленых яиц. Возница же прямо за стойкой вылил в себя четушку «вдовьей слезы» и заел галантиром[27]. Пока он это проделывал, парни поинтересовались:
– Кого везешь, дядя? Никак бусурман?