– А что, пожары у вас тут часто случаются? – поинтересовался вдруг, не к месту, Павел Афанасьевич.
– Давно уж не было, – ответил староста и насторожился. – А что у вас за интерес?
– Человек один сидит у меня в остроге. Ему бы, по совести, в душевной больнице место, а не в застенке… Больной он. Пироман. Есть такая болезнь – страсть к поджигательству. Вот Матюха, бедолага, ею страдает. Подпалит что – его в тюрьму. Отсидит, выйдет, опять палит и сызнова в тюрьму, и так всю жизнь. Выпустить его, что ли? Адресок подсказать…
– Какой адресок?
– Ну, известно какой. Сергачского уезда Мигинской волости село Вершинино, шестистенок подле кабака. Дом наилучший во всем селе, не ошибется. Матюха у меня смышленый, понимает, что при его болезни с сыскной полицией лучше дружить. Сожжет тебя и опять в острог, а я уж ему там послабление сделаю, деньжат подброшу. Договоримся!
Торчалов застыл, как каменный, лицо его вмиг сделалось белее мела. Благово шагнул к нему, посмотрел в упор с холодным высокомерным презрением.
– Ты что, смерд? С кем шутить вздумал? Против ветра нужду справляешь. Я, начальник нижегородской сыскной полиции коллежский советник Павел Афанасьевич Благово, объявляю тебе приговор. Сейчас мы тут все разроем. Ежели не найдем трупы, станем искать краденые вещи. Ежели не найдем и вещей – я их тебе подброшу. Так что каторги с последующим поселением в Сибири навечно тебе не миновать уже никак. И речь не об этом, тут вопрос решенный. Но если вдруг с некоторыми жителями Сосновки что-то случится – ты знаешь, о ком я говорю – то… ты до каторги не доедешь. Для этого есть достаточно способов. И хозяйство твое сгорит. И дети сядут в тюрьму – Палагута придумает, за что именно законопатить их подольше. И бабы их сядут. И братья твои, ежели имеются. И племянники, и дядья. Я вырву весь твой поганый род под корень. Вот, при свидетеле клянусь!
И Благово подошел к образу и перекрестился. Потом кликнул с улицы урядника и приказал:
– Этого в наручниках в секретное отделение при управлении полиции, в одиночную камеру. Передать мое приказание: глаз не спускать, ни свиданий, ни передач не дозволять. Здесь перерыть дом и двор на две сажени в глубину. Палагута подскажет, где искать и что именно найти… Обо всем докладывать мне лично; я буду в кабаке пить чай. Да, кабак тоже потом закрыть. На общество наложить штраф.
Через четыре месяца состоялся суд. Ярмонкин-старший и его сын Фома получили пожизненную каторгу, Асафа приговорили к двенадцати годам. Анисима после медицинского освидетельствования от наказания освободили: отведав лыковского кулака, он сделался идиотом. Недоверчивый Благово поручил Палагуте вести за ним строгое и неотрывное наблюдение.