Он привлек ее к себе, наклонился и нежно поцеловал ее рот. Они долго стояли, держась за руки, не говоря ни слова.
Макс был бледен как мел. Его охватило волнение, до сих пор неизведанное им. Только теперь, в эти мгновения, он ясно понял, как сильна, как бесконечна его любовь к Сенте.
Почти резко, с блестящими глазами и чуть дрожащими губами, он спросил:
— Действительно ли вы меня любите?
Впиваясь в него глазами, Сента ответила:
— Я полюбила вас с первой минуты нашей встречи, неделю тому назад.
Он покачал головой. Сента, думая, что он сомневается, храбро продолжала:
— Нет, правда, я вас люблю. Знаете ли вы, о чем я думала перед тем, как вы меня поцеловали и сказали мне о своей любви: шум волн напомнил мне тот первый день, когда мы встретились… Моя любовь к вам была так сильна, что я задыхалась и мне казалось, что волны шумят надо мной и поглощают меня. Так сильна была моя любовь.
— Сента! — его голос дошел почти до шепота. Она почувствовала, как он дрожит. Он страстно привлек ее к себе. Она увидела, как закрылись его глаза, и услышала шепот:
— Смею ли я? Я должен!
И он поцеловал ее, вкладывая в поцелуи почти отчаяние любви.
Макс и Сента были одни во дворе старого замка. Чайки кричали над ними, мелькая серебряными бликами на фоне голубого неба.
— Весь мир кружится передо мной, — прошептала Сента, когда губы их разомкнулись. Этим поцелуем была запечатлена помолвка.
— О, Макс…
Глядя на ее бледное лицо, ему казалось, что она сейчас упадет в обморок; но Сента рассмеялась и вдруг показалась ему маленьким лукавым чертенком.
— Нет, я не упаду.
Они вместе подошли к каменной ограде и сели, держась за руки.
Делая вид, что он очень серьезен, Макс обратился к ней:
— Сента, вы, вероятно, одна из тех женщин, которых можно целовать только очень осторожно.
Сента покраснела и прошептала:
— Мне нравилось это обморочное состояние. Оно было так божественно.
— Как вы, Сента, смотрите на меня, — сказал Макс, глядя ей в глаза.
Она посмотрела на него.
— Меня страшно волнует, когда я на вас смотрю — захватывает дыхание и мое сердце плачет.
— Вы слишком чудесны, чтобы быть настоящим человеком.
— Но я — человек.
— В том-то и чудо, наполняющее меня счастьем.
— Неужели я действительно даю вас счастье, столько счастья?
— Хотите, чтобы я опять заставил вас почувствовать мир, кружащимся перед вами, чтобы доказать вам это?
— О, да!
Смеясь, он поцеловал ее.
Но смех замер на его губах, так как в его объятиях трепетала страсть молодости, единственно чистая, единственная, вполне истинная страсть в мире.
Глядя на Сенту, на ее изменившееся и сияющее лицо, он сказал: