Фернанда спросила ее:
— Скажите, Сента., в Англии тоже все так с ума сходят по старинным вещам, как у нас?
Сента не могла дать ей точного ответа, так как ничего не знала об этом.
Фернанда объяснила, что страсть к старинным вещам уничтожает их ценность и не дает возможности продавать их.
— А ведь мы живем продажей вещей, — добавила она.
Они стали играть в бридж и все время в разговоре старались избегать тех тем, которые могли бы навести их на воспоминания о войне.
— Спойте, — попросила Сента. Фернанда с горечью ответила:
— О нет, ни за что! После той грубой пищи, которую приходится есть последние два года, я не решаюсь петь.
Старый Генрих подал ужин, состоявший из супа, черного хлеба и гороха. Фернанда объяснила, что горох является постоянным блюдом. При этом Сента вспомнила напеваемую Сидом песенку о горохе. В ее ушах звучал голос Клое: «Какова же будет антитеза?»
* * *
Прошло два дня. Макс и она все еще не объяснились, не обменялись ни одним поцелуем и ни о чем еще не говорили. Совершенно неожиданно в конце второго вечера Фернанда предложила спеть:
— Я попробую, мне кажется, что смогу, — и заиграла аккомпанемент к «Посвящению». При первых же звуках песни слезы застлали глаза Сенты, мешая ей смотреть на Макса и Фернанду. Эти звуки вызвали воспоминания о бывшей здесь когда-то красивой жизни, милых людях, страстном возлюбленном, о безоблачном счастье, пережитом ею в этих местах. Сента понимала, что все это ушло навеки… Закончив «Посвящение», Фернанда сказала:
— Не так плохо, могло быть хуже, — и продолжала петь, переходя от одного романса к другому, забыв о присутствующих. Когда она обернулась, то увидела страдальческие лица Сенты и Макса, не глядевших друг на друга. Не говоря ни слова, она вышла из комнаты.
Не успела за ней закрыться дверь, как Макс опустился перед Сентой на колени и, взяв ее руки, привлек к себе:
— Мы должны объясниться, пение Фернанды нам помогло. Сента, почему вы так меня боитесь? Я все тот же. Скажите мне, я должен знать это — любите ли вы кого-нибудь. Ведь это было бы так естественно… В течение стольких лет я был оторван от вас… Я ждал от вас каких-либо известий, одного словечка, которое дало бы мне понять, что ваш прежний Макс существует для вас. Вот почему я молчал, не забывая о том, что вы еще так молоды и что жизнь может заставить вас забыть меня, мимолетного спутника ваших беспечных юных дней, промелькнувших как сон и не оставивших, быть может, никаких следов в вашей душе. Но вы написали… Тогда во мне возродилась надежда, страстное желание, тоска души, неизвестная мне и забытая мной в течение всех этих лет… Скажите, есть ли кто-нибудь, кого вы любите там, в Англии, на родине? Есть кто-нибудь?