Приближаясь к Шерману, штат Техас, «субару» съехала на обочину узкого двухрядного шоссе, и Кит вдруг очнулся — он понял, что все-таки заснул, и испугался. Он остановился у ближайшего магазина, купил большую чашку крепкого кофе, размешал в нем три пакетика сахара и пять раз обошел магазин, чтобы окончательно прийти в себя. Вернувшись в машину, он посмотрел, как там Бойетт — тот продолжал лежать, не шевелясь. Кит выпил кофе и тронулся в путь. Зазвонил мобильник, лежавший на пассажирском сиденье рядом.
— Где вы сейчас? — спросил Робби Флэк.
— На Восемьдесят втором шоссе, выехал из Шермана и двигаюсь на запад.
— Почему так долго?
— Я стараюсь, как могу.
— Может, Бойетт все-таки согласится поговорить со мной по телефону?
— Вряд ли. Ему по-прежнему плохо, и сейчас он лежит на заднем сиденье. Сказал, будет говорить только на месте.
— Я не могу ничего сделать, Кит, пока с ним не поговорю. Я должен знать, в чем он готов признаться. Он признается, что убил Николь Ярбер? Как по-вашему?
— Послушайте, Робби, мы выехали из Топеки посреди ночи. Мы мчимся как сумасшедшие к вам в контору, и единственной целью Бойетта, во всяком случае, когда мы выезжали, было явиться к властям, признаться в изнасиловании и убийстве и постараться спасти Донти Драмма. Но с этим парнем нет никакой ясности. Он вообще сейчас, возможно, в коме — откуда мне знать!
— А вы не проверите его пульс?
— Нет. Он не любит, когда до него дотрагиваются.
— В таком случае, черт возьми, поторопитесь!
— Прошу вас выбирать слова! Я священник, и такие высказывания мне претят.
— Извините. Пожалуйста, поторопитесь.
Разговоры о марше протеста начались с понедельника, но подробности не обсуждались. Пока до казни оставалось несколько дней, у чернокожих еще теплилась надежда, что какой-нибудь судья наконец очнется от спячки и выскажется за отсрочку. Но время шло, а власти по-прежнему бездействовали. Теперь, когда до приведения приговора в исполнение осталось всего несколько часов, чернокожие жители Слоуна, особенно молодежь, не собирались сидеть сложа руки. События в школе накалили страсти, а отмена занятий позволила выплеснуть недовольство на улицу. Около 10 утра на углу 10-й стрит и бульвара Мартина Лютера Кинга возле парка Вашингтона начала собираться толпа. Благодаря мобильникам и Интернету, толпа быстро разрасталась, и вскоре тысячи разгневанных чернокожих возбужденно ждали, сами не зная чего. Приехали две полицейские машины и припарковались на безопасном расстоянии.
Трей Гловер — начинающий тейлбек[19] школьной команды — приехал на внедорожнике с тонированными стеклами и огромными колесами. Автомобиль сверкал хромом, а звук мощной аудиосистемы был способен выбить стекла. Трей открыл все дверцы и включил полную ярости песню «Справедливость белого» рэпера Т. П. Слика. Песня завела толпу еще больше. Подходили все новые люди — в основном учащиеся старших классов, а также безработные, домохозяйки и пенсионеры. Участники музыкального ансамбля притащили четыре барабана, в том числе два больших. Толпа начала скандировать: «Свободу Донти Драмму!», и рев был слышен по всей округе. Где-то в стороне, за парком, прозвучали разряды хлопушек, и на мгновение всем показалось, что это выстрелы. Зажгли дымовые шашки, и напряжение достигло апогея.