— Твои планы очаровательны, Люси, но ты ошибаешься в главном: нет никаких «нас», — сказал он, пряча под мягким тоном ледяную сталь. — В нашу первую встречу я сказал тебе, что не намерен иметь дело со Стедменами, и с тех пор ничего не изменилось.
Люси не могла поверить своим ушам. Она изумленно смотрела на него, высокого, отчужденного, моментально отдалившегося от нее.
— Но… Ты сказал… — промямлила она.
Она ничего не понимала. Это ведь он предложил подумать, как можно сохранить фабрику!
— Я думала…
Что она думала? Что они стали друзьями? Больше чем друзьями?
— Мы ведь занимались любовью…
— Мы занимались сексом, — жестко поправил Лоренцо, и Люси обмерла. — Вообще-то я смотрел на это как на развлечение, а не на работу, но если тебе угодно смешать эти два понятия… — Он пожал плечами. — Я дам тебе еще месяц, попробуй предложить мне что-то, что меня заинтересует.
Легкий, небрежный тон никак не сочетался со льдом в его темных глазах, приковывавших ее к месту.
— Правда? — пробормотала она.
Его слова тяжелым грузом легли ей на сердце. А она-то уже начала думать, что это было что-то совсем особенное, глубокое и сильное, да она же почти влюбилась в него!
— Я очень не люблю свадьбы и избегаю их, как только могу, но эта мне понравилась — во многом благодаря тебе, Люси. Пожалуй, я отложу продажу своей доли на два месяца. Ты была очень хороша, поэтому я сделаю тебе поблажку.
Задыхаясь, Люси смотрела на него широко раскрытыми глазами раненой лани. Ее никогда в жизни так не оскорбляли, и боль в сердце была нестерпимой: его словно резали на части острые ножи. Он подумал, что она переспала с ним только ради дела… Эта мысль причиняла ужасные страдания, особенно теперь, когда Люси вспомнила, что он и тот их поцелуй расценил как попытку предложить себя в обмен на решение в ее пользу. То, что он якобы засомневался насчет ее дела, оказалось всего лишь уловкой, с помощью которой он затащил ее в свою постель. Однако если он думает, что она рассыплется в благодарностях за отсрочку, он глубоко заблуждается.
Теперь, когда с глаз спала пелена любви — нет, не любви, поправила себя Люси, а похоти, — она снова стала спокойной, рассудительной женщиной, и боль уступила место ярости. Она уже занесла руку, чтобы дать Лоренцо пощечину, но вовремя остановилась. Насилием ничего не добьешься; просто его слова очень сильно ранили ее. Лоренцо использовал ее, но виновата в этом была только она сама.
— Почему? — спросила Люси. — Почему ты ведешь себя как бессовестный подлец?
— Ох, только не строй из себя саму невинность, Люси. Тебе было так же хорошо ночью, как и мне, — фыркнул Лоренцо, нагло глядя на нее сверху вниз. — Ты такая же, как твой брат: добиваешься своего любой ценой. Моему брату пришлось заплатить своей жизнью.