Откинувшись в кресле тем вечером, я совершенно расслабился. Все прошло слишком легко. Мне следовало бы знать, что как раз в такие моменты судьба обычно наносит свой подлый удар. Девушка-служанка — типична я миловидная баденская крестьянка — как раз убирала со стола. Я остался в комнате и курил сигару, отец и сестра уже ушли в спальню матери. Девушка закрыла за ними дверь, и я заметил, что она сделала это очень тихо. Уже одно это должно было бы насторожить меня, но то ли после хорошего обеда, то ли после столь успешного преодоления испытаний, которых я так опасался, я не знаю, но мой ум не проявил такой прозорливости, которой следовало бы ожидать. И когда девушка подошла ко мне на цыпочках и прошептала с широкой улыбкой: — Ханси встретит вас в кабинке для переодевания завтра утром в семь, — я, к сожалению, должен сказать, что выказал слишком сильное удивление.
Кто эта Ханси? Я ведь так старался узнать от Адольфа все возможное о его любовных приключениях, если они были. Я был вполне уверен в себе, что после моих бесед с ним, фотографий, которые я видел, и моих довоенных посещений его дома, вполне непринужденно смогу поговорить с любым из его друзей-мужчин. Что касается его женщин, если таковые вообще были, я не был так уверен. Были ли у него женщины? Я решил, что нет. Перед войной Адольф был естественно застенчивым, очень стеснительным и сдержанным молодым человеком. Во время любого из моих посещений не было даже намека на какой-то роман, благородный или нет. Он не был помолвлен, ничего не говорил о женитьбе и так далее. Я ведь столько информации выкачал из него во время моей последней встречи с ним.
— Очень трудно оставаться здесь одному, — сказал я ему. — Достаточно плохо сидеть без мужской компании, но еще хуже оставаться без женщин.
— О, женщины меня не волнуют, — Адольф ответил. — И никогда не волновали.
Я верил ему, потому что не было ни малейших свидетельств о хоть каких-то амурных его делах. Все же мне следовало бы знать, что даже у застенчивых, стеснительных мужчин бывают небольшие тайные романы; и в любом случае мне не следовало бы показывать свое удивление, даже если бы служанка прошептала мне, что в доме пожар. Человек, живущий в ситуации и обстоятельствах, подобных моим, должен быть всегда готов ко всему.
В тот момент, когда я так непреднамеренно поднял брови, я понял, что совершил ошибку, поскольку видел, что в ее взгляде на секунду отразилось удивление. Немедленно я опомнился — я ведь не просто так был раньше актером.
— Ах! — прошептал я. — Именно это меня так интересовало. Значит — завтра в семь часов утра! Хорошо! Я буду там!