Михаил туже затянул ремень на своей тонкой талии, и от этого грудь с орденом Красной Звезды стала казаться еще выше, выправка молодцеватей, а сам он зашагал еще бодрее, легкой, пружинистой походкой.
Вдруг совсем рядом что-то резко хрустнуло, словно гигантские руки разломили огромную ветку сухого дерева. Запахло кисловатой окалиной. Я бросился ничком на землю и увидел рядом со своим лицом какой-то кровавый комок. Комок лежал в пыли. Я не сразу понял, что это сердце Михаила, вырванное из ёго развороченной груди шальной миной…
Мы похоронили Михаила здесь же, у дороги.
* * *
…Жизнь привела меня в сельские степи почти через четверть века: я приехал в край Черных земель написать очерк для журнала.
Видно, все годы во мне сидела тоска по этим местам и вот позвала сюда. Поезд остановился на пустынном разъезде очень рано утром и через минуту ушел.
Все вокруг было незнакомым: пролегли новые дороги, на месте, где когда-то вели мы бои, раскинулось обширное водохранилище, вдоль плотины высились тополя.
Так и не найдя могилы Миши, я пошел в сторону селения.
Подремывал вдали молодой лесок. Подсыхал после сильного ливня стадион в ожидании межколхозных матчей. Плескались в лужах и гагакали высокомерные гусаки.
Село казалось безлюдным, только трактор протащил куда-то повозку с горючим да от пекарни женщина пронесла такую пышную, подрумяненную буханку хлеба, что захотелось отломить хрустящую краюху.
Село стало теперь районным центром. Здесь все сосредоточилось на «пятачке»: почта, школа, книжный магазин, клуб, больница. И почти все построено было по новому — с обилием стекла, легких сплавов, красок, отчего напрочь исчез прежний отпечаток деревенской глуши с ее убогими избами.
Я весь день ездил по фермам, заглянул на консервный завод, в инкубатор, колхозные сады, познакомился с десятками людей, и во мне крепло ощущение, что живут здесь в достатке, работают на совесть, точно знают, чего хотят, и уже не довольствуются вчерашним.
Меня поместили в маленьком доме для приезжих, в глубине фруктового сада.
Я проснулся утром от каких-то нежных звуков. Недалеко играла скрипка.
Мне сначала подумалось: «Не радио ли!». Но нет, голос скрипки был живой, теплый, без микрофонной металлической примеси. Я пошел на него, миновал гостиничный двор, вышел за калитку и на другой стороне улицы остановился у правого крыла двухэтажного здания с вывеской «Музыкальная школа».
В коридоре, как на развилке дорог, три надписи: «Класс фортепьяно», «Класс скрипки», «Класс баяна».
* * *
Скрипка играла совсем близко. Я открыл дверь.