К трем часам ночи посетители почти все рассеялись — выходя за двери, словно растворяясь в тумане спящего города. Бритоголовая гвардия разошлась по домам, предварительно хорошо накачавшись дармовой водкой.
Только Медведь не покидал своего поста у входа в упорной надежде заманить случайных прохожих — он был в этом кровно заинтересован, получая десять процентов от проданных билетов.
Я расслабился, предвкушая близкую поездку в одну зеркальную комнату с широкой софой, и поэтому не сразу обратил внимание на какой-то посторонний шум из первого зала.
— Уйди с дороги, холуйская морда! Нет у меня денег на билет! — вопил чей-то, явно сильно подшофе, мужской визгливый голос. — Пусти! Я долг твоему боссу принес!
Во второй зал ворвался растрепанный Михаил Килин, на плечах его волкодавом повис Андрюха.
— Чего расшумелся?! — встал со своего места Киса. — А ну, захлопни пасть! Здесь нынче приличное заведение, а не твоя занюханная забегаловка!
— Я тебе должок принес… — прохрипел бывший ресторатор и швырнул перед Кисой сторублевую монету, противно зазвеневшую на полированном столе. — С процентами для вашей сволочной «Пирамиды»!
Никто не успел шевельнуться, как в руке у Миши блеснул короткий никелированный браунинг и хлопнул негромкий, словно лампочка лопнула, выстрел.
Медведь яростно сгреб стрелка в охапку, но тот умудрился сунуть ствол себе под подбородок и нажать спуск. Медведь ошарашенно отпрянул, выпустив противника из могучих объятий. Все лицо Андрюхи было забрызгано кровью и какой-то безобразной голубой слизью. У ног его корчился в последних конвульсиях Михаил Килин с простреленным навылет черепом.
— Да. Недооценили мы этого психопата! — Я повернулся к Кисе и тут только с ужасом заметил, что на его фраке уже не одна красная гвоздика, а две. Вторая разместилась точно посередине груди и слабо пульсировала, выбрасывая с каждым вздохом маленькие фонтанчики буро-черной крови.
Киса несколько мгновений непонимающе смотрел то на меня, то на все больше намокавшую манишку и обессиленно опустился в кресло. Ноги судорожно вытянулись, а челюсть начала отвисать.
— Цыпа! Медведь! Звоните в скорую и ментам! — крикнул я, перекрывая беспорядочно-истеричную суматоху в зале, и бросился к Кисе.
— Держись, брат! Калибр-то ерундовый… Выкарабкаешься.
— Нет. Кранты мне, — голос у Кисы был такой слабый и далекий, что я сразу поверил ему. — Монах! Выполни просьбу… Закажи панихиду по Анжеле…
— Что?! Так это ты!..
— Прости, Михалыч. Она же меня видела… Свидетелей нельзя… — Глаза его подернулись пленкой, посиневшие губы свела вымученная улыбка, он силился еще что-то сказать.