Успокоившись на сей счет, я бодро зашагал к трамвайной остановке. На такси пусть зажравшиеся плебеи, «новые русские», раскатывают, а я человек нормальный, для меня общественный транспорт не западло.
Барометр настроения показывал на «солнечно», несмотря на мерзопакостную сырость уральской осени. Все-таки чертовски приятно совершать добрые дела.
Где-то на небесных весах наверняка прибавилась гирька в мою пользу.
На следующий день заглянул по привычке на Главпочтамт. Дело в том, что со многими кентами, освободившимися раньше меня, поддерживал связь через письма «до востребования». Удобно во всех отношениях.
Очереди к знакомому окошечку не было, и через минуту я держал в руках конверт на мое имя, написанный известной мне рукой.
Сначала не врубился, но дважды прочитав подпись — Леонид Исакович Фельдман, сунул письмо в карман и, стараясь идти неторопливо, вышел на проспект. Дойдя до исторического сквера, убедился, что слежки за мной нет.
Присел на покрытую изморозью скамейку и вскрыл конверт. Внутри оказался тетрадный листок, исписанный ровным твердым почерком.
Привет, Монах!
Если не ошибся на твой счет, то сегодня мои похороны. Приглашаю.
Я сразу понял, что ты именно тот, кто мне нужен. Дело в том, что решение уйти из жизни принял давно, да все случая подходящего не представлялось. Самому наложить на себя руки — грех, а честнее — силы духа не хватает.
Ты, конечно, в курсе, что в лагере я увлекался «голубыми» мальчиками. Считал — баловство со скуки и озверения, ан нет — и на воле меня на них потянуло. Жена мирилась с тем, что у нас интим не клеится, думала лагерь меня импотентом сделал. Но, на грех, спалила меня однажды с гей-мальчиком. Не скандалила, просто уехала к своей матери, даже шмотки, что ей дарил, не забрала. Ушла с концом.
После этого у меня и с мальчиками уже ничего не выходит. Стал искать удовольствия в наркоте. Но скоро понял, что опий не выход — или крыша поедет, или сдохну бродягой в канаве. Это пошло и унизительно. Тогда и подписал себе приговор. Очень кстати и ты тут нарисовался со своим товаром.
Прости, но о твоей милой манере убирать подельников наслышан еще с зоны.
Надеюсь, дельце ты провернул грамотно и я не слишком мучился. Уверен — под несчастный случай сработал.
Впрочем, наплевать, вечером застрахуюсь — приму лауданум. Он избавит и от страха, и от боли.
Жму руку, спи спокойно,
Леонид
PS. Моя доля от сделки будет в автоматической камере ж/д вок. под номером шестьдесят шесть. Шифр — мой срок и статья. Дарю — не жалко.
Л.
Первым делом свернул письмо в трубочку и запалил зажигалкой. Только тогда, когда бумажка превратилась в стайку пепельных хлопьев, улетевших в неизвестность с порывом ветра, я поднялся, ощутив, как основательно заморозился на обледенелой скамье.