Часы на полу.
Тик-так.
Время – без пяти двенадцать.
– Это ведь ты принес, Илья? И убрал… все здесь убрал?
Далматов качает головой. Он был внизу. Хорошее алиби. Все вместе, все друг у друга на глазах. И выходит, что все – невиновны.
– Кто тогда?
Бесполезный вопрос. Далматов или не знает, или не скажет. Такая вот игра.
– Помнишь задачку про козу, капусту и волка? Про то, что их надо перевезти на другой берег, а место в лодке одно?
– Помню.
Илья открывает шкаф и хмыкает:
– Надо же, о тебе решили позаботиться. Это Таськино шмотье.
Стопка маек. Брюки. Два свитера. Толстая куртка с надписью «Север». Пакет с бельем. Саломея не наденет чужое белье, но… варианты?
– Сама справишься? – Далматов закрывает шкаф. Слишком он спокоен, не шкаф – Илья. Как будто ничего не произошло. А с другой стороны, и вправду, подумаешь, вещи подбросили. Вещи – это не труп.
– Я не стану это надевать.
– Станешь. У тебя выбора нет. – Илья вышел и прикрыл дверь.
Майка оказалась широка. Штаны – коротки. Только свитер пришелся более-менее впору. Теплый. Мягкий. Замечательный свитер, который принадлежал другой женщине. Скорее всего, она мертва. И брать ее вещи – нехорошо. Мародерством попахивает.
Это вынужденная мера.
Саломея же не виновата, что все так получилось.
– Ты все? – поинтересовался Далматов из-за двери. – Разговор есть. Про волка, козу и капусту.
Он пытался улыбаться и выглядеть бодро, но получалось не очень.
– Тело на маяке. Мне нужно взглянуть на него. Понять, отчего умер. Если получится, конечно, понять. Ты до маяка не дойдешь. Оставлять тебя с кем-то из этой парочки я не хочу. Оставлять тебя одну я тоже не хочу. А сидеть с тобой…
– Ты не нянька.
– И это тоже. Но, сидя на месте, ситуацию не изменишь. Выбор невелик. Или ты остаешься с ними. Или ты остаешься одна.
В этом доме? Наедине с часами, чужой одеждой, к которой еще надо привыкнуть. С собственным желанием заснуть.
– Окна я проверил. Стены тоже. Тайных ходов здесь нет.
– А вещи?
Не услышал.
– Дом я проверю. Дверь запру. И ты тоже.
Далматов снял очки и потер переносицу. А глаза-то красные, кровью налитые.
– Устал?
– А? Есть немного. На том свете отдохнем.
Заезженная шутка и не к месту, но Саломея улыбнулась.
– Я тебе пистолет оставлю. На всякий случай. Все будет хорошо, Лисенок. Мы вернемся. Ты только не спи. Слушай. И вот еще, – он вытащил из кармана блокнот. – Здесь кое-что по нынешнему делу. Пролистай. Вдруг что-то на ум придет?
Саломея заперла дверь. Проверила окно. И дверь тоже проверила. А потом снова окно. Она слышала голоса, доносившиеся сквозь пол. Веселое Зоино щебетание прерывали реплики Толика, короткие, сухие. Далматов молчал.