Вечером того же дня сдался в плен старый Исмаил-бей из Суэца. Он молча протянул своему александрийскому собрату кожаный мешок с пятью отсеченными головами недавних союзников, таких же беев, как он сам.
– Ты убил их? – ужаснувшись подарку, спросил Абу Омар.
– Они сами убили друг друга, когда прослышали, что ты подкупил одного из них. Они и их люди полегли все до единого, я лишь отрубил головы.
– Но как ты выжил сам?
– Есть храбрые воины и есть живые, – поглаживая длинную седую бороду, вздохнул Исмаил-бей. – Как видишь, я живой…
* * *
Я возвращался в монастырь в сумбуре чувств. Разговор с Жаном де Батцем выбил меня из колеи, и немудрено. За кого бы он ни принимал меня сегодня – за посланника роялистов, за шпиона Директории, – это были адекватно воспринимаемые роли в разворачивающейся вокруг кровавой драме. Но теперь в глазах барона я был одним из вечно живущих, словно прославленные граф Сен-Жермен или Калиостро. Я вспомнил наши встречи с Великим Коптом[59]. Пожалуй, Лис с его артистизмом смог бы обыграть подобный образ с легкостью, но для меня все это торжественное надувание щек и распускание павлиньего хвоста было чересчур. Что и говорить, де Батцу следовало хорошенько все обдумать, прежде чем прийти к какому-то решению.
Конечно, оставался последний довод – сыграть в открытую. Иногда этот вариант давал замечательные результаты, но сейчас, кажется, был не тот случай. В сумбурный век, прозванный веком просвещения, поверить в эликсир бессмертия графа Калиостро было куда проще, чем в Институт Экспериментальной Истории с его камерами перехода.
Размышляя таким образом, я шел вслед за молчаливым провожатым. Но стоило нам выйти из старой молельни, как один из смиренных братьев кинулся к настоятелю:
– Ваша милость, тут мальчишку поймали. Он говорит, что этот офицер приказал следовать за ним с конем.
Мой спутник удивленно повернул голову:
– Это ваш человек?
Память немедленно вернула меня в тенистый дворик к открытым воротам конюшни. Неужели Гаспар решил проявить инициативу? Какая нелепая оплошность, чтобы не сказать, глупость.
– Да, мой, – скривился я. – Его зовут Гаспар, он состоит при мне на посылках.
Настоятель поджал губы:
– Это было крайне неосмотрительно. Если вас отыскал какой-то мальчишка, то, стало быть, мог увязаться и шпион. – Он кивнул «послушнику». – Отведите мальца в комнату месье и заприте его там. Я обязан доложить барону о непрошеном госте, – сухо отрезал провожатый. – Молите Бога, чтобы он явился один.
Лис прорезался на канале связи в тот момент, когда я почти дошел до отведенных мне монастырских «апартаментов»: