Несмотря на вкрадчивый тон, во всей его повадке было нечто неумолимое и по этой причине — бесконечно манящее.
Руки Синтии, такие же рабы его голоса, как и все ее тело, потянулись к вороту ночной рубашки. Не в силах отвести взгляд от его лица, она нащупала завязки, стягивающие горловину.
Майлс ждал, наблюдая за ней словно завороженный. От его тела исходил жар, обжигавший ее бедра даже сквозь ткань брюк.
Синтия дернула за завязку, распустив узел. Ворот ночной рубашки расслабился, и она почувствовала прикосновение прохладного воздуха к разгоряченной коже.
Глаза Майлса вспыхнули еще ярче. Синтия же медлила, испытывая на нем свои чары и проверяя его терпение.
Внезапно оробев, она отвела взгляд и пожала плечами. И в тот же миг ворот ее ночной рубашки разошелся. Но не настолько, чтобы удовлетворить Майлса. Он тотчас взялся за него и стянул рубашку пониже.
Не прошло и секунды, как он накрыл ее груди ладонями, горячими и шершавыми от верховой езды и от охоты. Он принялся поглаживать большими пальцами ее уже отвердевшие соски, и она со стоном выдохнула:
— О Боже!
Он тотчас накрыл ее губы своими, и Синтия пылко откликнулась на этот поцелуй, выгибаясь навстречу его рукам, ласкавшим ее груди.
Его губы перебрались на ее шею, подбираясь к уху и чувствительному местечку за ним. Синтия повернула голову, чтобы облегчить ему доступ к каждому выступу и каждой впадинке; она содрогалась от наслаждения, которое доставляли ей его губы, язык и руки.
Это было подобно лихорадке, которую она подхватила как-то в детстве. С тем лишь отличием, что сейчас она готова была находиться в этом жару бесконечно долго.
Когда его губы снова вернулись к ее губам, она полностью отдалась поцелую, отдалась со всей возможной страстью.
Ненадолго отстранившись, Майлс поднес к ее рту два своих пальца, и она лизнула их машинально. В следующее мгновение он скользнул влажными пальцами меж ног.
— О! — Синтия дернулась, шокированная этой интимной лаской.
Она не могла описать ощущения, которые испытала, но точно знала: ей хотелось еще.
— Я намерен довести вас до экстаза. — Его голос был хриплым, завораживающим и невыносимо возбуждающим. — Ведь вы пришли за этим, не так ли?
Его пальцы снова скользнули во влажную расщелину…
О Боже!
— Я… — Синтия содрогнулась. Она не знала, что сказать.
В его глазах светились торжество, решимость — и сочувствие. Он понимал ее состояние, так как сам же и являлся его причиной.
Его пальцы скользнули глубже, и Синтия снова содрогнулась. Но откуда он знал, как и где коснуться ее?
Ее губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым.