Леди Джорджина, возможно, была милой особой, но совсем не интересной.
— Наши семьи уже много лет дружны, — продолжила объяснения Вайолет, после того как гостья была представлена всем собравшимся. Джонатан, очевидно, не нуждался в представлении, но он тоже встал и поклонился.
Синтия слегка напряглась, ожидая, что леди Джорджина как-то отреагирует на ее имя. Но та не проявила никаких эмоций — во всяком случае, не было ни разинутого рта, ни вытаращенных глаз. И Синтия утешилась мыслью, что у леди Джорджины, возможно, не было знакомых сплетниц, которые могли бы просветить ее на счет «скандальной Синтии Брайтли».
Слуга выдвинул стул для леди Джорджины, и та присоединилась к сидевшим за столом.
— Ну вот… почти все собрались, не считая джентльменов. Аргоси прислал записку из гостиницы в Монктоне, что будет здесь к полудню. А Милторп уже прибыл, ставит лошадь в стойло, — сообщил Джонатан. — Представляю, как бедняга разочарован, что отец уехал, — добавил он с неуместной радостью.
— В полдень мы соберем всех в салоне, чтобы гости могли поприветствовать друг друга, — любезно сообщила Вайолет. — К тому времени все придут в себя после дороги.
Майлс чувствовал себя немного виноватым из-за того, что уклонился от завтрака, отправившись в длительную верховую прогулку. Но как оказалось, это было самое мудрое, что он мог сделать. Погода сотворила чудо с его настроением, и его мысли перенеслись через моря, на Лакао. Промчавшись по аллее парка, он взлетел на вершину холма, откуда открывался вид на другой океан, Атлантический, кативший вдали свои серые волны. Майлс мечтал о кораблях, снаряженных на деньги лорда Ратленда, и полных надежды письмах, которые он разослал знакомым натуралистам. Получив от них ответы, он будет рад сообщить им, что сможет осуществить задуманное на уровне, о котором даже не осмеливался мечтать.
После того, конечно, как женится на леди Джорджине.
Оставив Рамсея в конюшне, Майлс вернулся в дом — вспотевший, грязный и полный решимости. Старательно вымывшись горячей водой с мылом, чтобы избавиться от запаха конского пота, он отдался в безжалостные руки своего камердинера, который побрил его и облачил в безупречно скроенный сюртук и начищенные до блеска сапоги. Завершив туалет, Майлс надел очки и приготовился шагнуть в свое будущее.
Салон представлял собой просторную комнату, казавшуюся тесноватой из-за избытка мебели и ковров. Тут роскошные диваны с обивкой в кремово-коричневую полоску соседствовали с чопорными стульями, украшенными позолотой, а в двух огромных каминах с замысловатой резьбой пылал яркий огонь, что в сочетании с мягким светом новомодных газовых ламп, расставленных на столиках, придавало всему вокруг особый уют и живописность. С потолка же, обрамленного широким фризом, повторявшим узор каминной резьбы, свисали две люстры из витой меди — их также зажгли по случаю торжественного события. Здесь во всем чувствовалась некоторая экстравагантность, но у Редмондов было достаточно денег, чтобы платить за нее. Комната, казалось, дышала богатством, комфортом и амбициями — как церковь дышит покоем и молитвами.