Майлс немного растерялся. Может, она… шокирована или напугана?
Синтия издала сдавленный смешок.
Чудесно! Оказывается, она сдерживала веселье.
— Ради Бога, Редмонд… Вы же не спаниель. А я — не косточка, так что незачем меня облизывать, как…
Его язык коснулся мочки ее уха, и это мигом заставило ее замолчать.
Эта незамысловатая ласка ясно показывала, что Майлс знал о ее теле вещи, о которых она даже не подозревала. И Синтия, потрясенная откликом своего тела на одно лишь движение его языка, была заинтригована и ждала продолжения.
Майлс не заставил себя упрашивать.
Он погрузил кончик языка в ее ухо. Затем — еще раз, после чего прихватил губами мочку ее уха. Синтия прерывисто вздохнула, шевельнувшись на сиденье и вцепившись пальцами в мягкую обивку дивана — видимо, пыталась приспособиться к волнам наслаждения, которые захлестывали ее тело.
Майлс немного отстранился и нежно подул на то место, где только что находился его язык.
— О… о!.. — тихо отозвалась Синтия. Первое «о» означало понимание, второе, прерывистое, — возбуждение.
Ее рука, лежавшая на сиденье, дрогнула. Затем медленно поднялась и легла на его затылок, зарывшись пальцами ему в волосы.
Синтия признавала, что стала добровольной участницей происходящего.
Это напомнило Майлсу о его собственных руках, сейчас крепко сжатых в кулаки — словно из солидарности с его твердым, как рукоятка топора, естеством, распиравшим брюки. До смешного обрадованный тем фактом, что у него есть руки, он воспользовался ими, чтобы сделать то, что собирался сделать с самого начала, — спустить лиф ее платья.
Он осыпал поцелуями ее шею, дабы отвлечь Синтию от того факта, что его руки в эти мгновения стаскивали платье с ее плеч. А она, запрокинув голову и подставляя ему шею, тихонько стонала.
Наконец платье с тихим шелестом соскользнуло вниз. Синтия Брайтли осталась обнаженной до пояса. Майлс замер, любуясь ее грудью. А затем, прежде чем она успела осознать, в каком состоянии находится ее одежда, он обхватил ладонью шелковистую округлость и, склонив голову, принялся ласкать языком отвердевшую маковку.
Синтия издала звук, похожий на всхлипывание. Ощущения ее были такими сладостно мучительными, что она попыталась противиться им. Это было слишком хорошо, слишком необычно, — и она испугалась.
«А ведь обещала себе, что буду хорошей», — промелькнуло у нее.
Его язык совершал медленные движения вокруг ее соска, а пальцы поглаживали нежную кожу под грудью, рассылая по всему ее телу огненные молнии.
— Майлс!.. — Она хотела, чтобы он остановился.
И она знала, что не вынесет, если он остановится.