– Закроют, – не долго думая, отвечал Воропаев.
– Да? – Глаза у Токарева стали грустными. – А с нами что будет?
– Посадят.
– Шутишь?
– Какие шутки. Надо быть готовым к тому, что скоро мы с тобой на Колыме окажемся. – Воропаев не был уверен, что в случае победы коммунистов посадят каждого, кто работал в Кремле, но ему хотелось попугать коллегу. Он сам не знал, почему.
– Так, может, последние деньки гуляем на свободе? – Голос поблек. – А благотворительные фонды, говоришь, закроют.
«Дались ему эти фонды», – без всякого раздражения подумал Воропаев.
Токарев помолчал и вдруг оживился.
– Ты не знаешь, какой-то ключевой указ готовится? Шеф решился на разгон съезда?
Воропаев состроил хитрую физиономию.
– В восемь вечера смотри телевизор.
– А что будет?
– Увидишь.
– Ну, скажи.
– Не мешай работать.
Токарев смотрел на него с великой досадой.
Когда он вышел, Воропаев опять принялся размышлять над тем, что последует за появлением указа. Беспорядки? Вновь поднимется брат на брата? И уже ходят по улицам люди, которым предназначено умереть? Во имя чего?.. А справка для Сталина? Это помешательство? Или дух его витает здесь как раз в роковые моменты истории? Лишь поэтому встреча стала возможной?
Воропаев отодвинул в сторону стопку писем и раскрыл записную книжку. Он так давно не звонил своему школьному другу Льву Павловскому, что забыл номер телефона.
Через пятнадцать минут он, задумчиво посмотрев на кремлевские соборы, сел в машину. «Съездим в Чертаново, – сказал он водителю. – Но по пути коньячку надо купить». «Сделаем, Анатолий Вадимович», – невозмутимо ответил водитель.
– Признавайся, – сказал Павловский, – ты ведь ко мне приехал не случайно. Что-нибудь стряслось? Здоровье беспокоит?
– Давно хотел тебя увидеть. Но сам знаешь, в каком режиме я живу. А сегодня подумал: гори все огнем. Поеду к Леве. Душу отведу.
– Не ври. Что случилось?
Воропаев усмехнулся.
– Президент выступил. Хочу посмотреть, как реагирует простой народ.
– Ой! Ой! Нашел простой народ. К профессору приперся. Будто не понятно, как я прореагирую. Хватит врать-то.
– Ты прямо психолог.
– Хороший врач должен быть им. Не тяни. Выкладывай.
Воропаев наполнил рюмки. Поднял свою, помедлил.
– Давай выпьем за то, чтобы, несмотря ни на что, у нас находилось время для старых друзей, чтобы спутница этого века суета не убивала в нас душу.
– Поэт.
Коньяк был так себе. Хоть и армянский, судя по этикетке. Воропаев огляделся – красивая мебель, тихие пейзажи на стенах.
– Я жду, – проговорил Павловский.
– Лева, как ты думаешь, что такое жизнь? Зачем она дается нам?