– Что это тебя на философию потянуло?
– Нельзя?
– Да ради Бога.
– Так вот, случайно ли выпадают на нашу долю испытания? Пожалуй, нет. Может быть, преодоление трудностей как раз и составляет высший смысл жизни?
– Ты хочешь оправдать то, что мы имеем сейчас? Это новая позиция власти? Объяснение причин провала?
– Не выдумывай. Никакого отношения к сиюминутному моя трактовка не имеет. Во-первых, я считаю, что мы живем не один раз. Тут я не оригинален. Зачем мы появляемся на свет? Чтобы бороться со злом. Но все дело в том, что нет зла вообще. Есть только зло внутри нас. Добро и зло внутри самого человека. Ад в каждом из нас. Как и добро. Мы свободны в своем выборе. От нас самих во многом зависит, что победит: добро или зло. – Воропаев помолчал. Не собирался он говорить об этом, да как-то так получилось, что заговорил. Ни с того, ни с сего об Иосифе Виссарионовиче не заикнешься. – Бог любит каждого из нас. И если человек обрек себя, свою душу на страдание, Бог сочувствует ему. Но человек сам определяет свою судьбу. Только он обрекает себя на страдания, в которых, быть может, станет упрекать потом Бога. А упрекать надо себя.
– Ни добро, ни зло не абсолютны, – энергично возразил Павловский.
– Лишь в нашем сознании. Все зависит от человека. Сколько вокруг нас тех, кто вообще не понимает, где грань между добром и злом?
– А ты всегда понимаешь?
Воропаев хотел ответить «да», но что-то удержало его. В самом деле, разве не бывает иной раз эта грань неразличима? Разве все так однозначно?.. И, тем не менее, в большинстве случаев он четко понимает, что делает.
– Есть два типа сознательности, – медленно проговорил он. – Один, когда человек поступает правильно, потому что не может поступать иначе. Так заставляют действовать его воззрения, его совесть. Другая сознательность – вынужденная, базирующаяся на страхе. Когда человек знает, что будет наказан, если не поступит, как следует. Людей первого типа, людей чести и слова очень мало. Остается страх. Как необходимость. – Он будто споткнулся. Чьи слова повторяет?
Воропаев покосился на друга – тот молчал, обдумывая услышанное. Потом глянул хитрыми, веселыми глазами.
– Толя, я врач, хирург. Я лечу людей, учу студентов. А попутно зарабатываю на жизнь – семью надо кормить. И этого мне вот так хватает. – Он провел ладонью по горлу. – А уж где там находится зло и какие бывают виды сознательности, я как-то не думаю.
– И слава Богу. – Воропаев опять наполнил рюмки.
Он еще не забыл ту давнюю ночь в степи, оторванную ногу, Льва, склонившегося над парнем. В студенческую пору он уговорил Павловского поехать с университетским целинным отрядом в Казахстан. В принципе, хлопот у Льва было немного: простуда, вызванная странным климатом в тамошних местах – стоит появиться тучам, и жары как не бывало, надевай ватник, – да головная боль с перепоя. Но как-то вечером приключилась неприятная история. Одна студентка поехала с местным парнем на мотоцикле. Был вечер, и темнота быстро накинула свой черный платок на окружающие холмы, на степь. Звук мотоцикла висел в воздухе, а свет фары то появлялся слабым огоньком вдалеке, то исчезал. Вдруг звук прервался. Повисла пронзительная тишина. И все каким-то непостижимым образом поняли – произошло несчастье. И бросились в темноту.