Я освободилась от всех дел и приехала на собрание.
— Суд уже идет, — шепотом сказала мне санитарка, указывая на дверь.
Я прошла в зал, переполненный людьми. Председатель собрания, старый заслуженный профессор И., читал:
«10 июня 1936 года гражданка Е. Ф. обратилась в Управление городского психиатра с просьбой привлечь к ответственности врача Миронову, которая почти довела до гибели больную К., сестру гражданки Е. Ф. Несмотря на высказанные этой родственницей опасения, врач Миронова продолжало опасное для жизни больной лечение, едва не окончившееся смертью больной, в чем гражданка Е. Ф. усматривает преступную халатность.
Для рассмотрения заявления гражданки Е. Ф. созвано наше сегодняшнее собрание, на которое мы решили пригласить и людей, близко стоящих к больной.
Специально выделенная комиссия поручила мне сообщить собранию следующие установленные ею данные:
1. Больная К., инвалид первой группы, в течение последних пяти лет больна психическим расстройством в форме шизофрении.
2. Больная К., систематически отказывавшаяся от пищи в связи с бредом отравления, была значительно истощена.
3. Несмотря на сомнение консультанта-терапевта в возможности проведения сонной терапии, врач Миронова продолжала лечение.
4. Не принимая во внимание предупреждения родственников о том, что больная К. слаба и может не вынести лечения, врач Миронова, однако, это лечение продолжала.
На вопросы членов комиссии врач Н-ской больницы Миронова сообщила, что больная действительно была истощена, но что ей давались такие же минимальные дозировки снотворного препарата, как и остальным, в такой же мере истощенным больным. Ухудшение состояния больной, выразившееся в шоке, — это неожиданность, случай, который она, Миронова, предусмотреть не могла. Во всяком случае она приняла все необходимые меры к спасению больной во время наступившего ухудшения.
Ввиду всего вышеизложенного, — продолжал председатель, — врач Н-ской больницы Анна Ивановна Миронова должна ответить, почему она, несмотря на явные признаки физического истощения больной и невзирая на предостережения, продолжала сонную терапию, в результате чего и последовало ухудшение, то есть шок, от которого больная едва не погибла». Профессор сдвинул очки на лоб и спросил:
— Угодно ли вам будет ответить?
Бледная Анна Ивановна, исхудавшая с тех пор, как я видела ее в последний раз, поднялась с места.
— Я уже объясняла комиссии там…
— А сейчас вы должны объяснить это здесь! — сухо перебил председатель.
«Он заранее уверен в виновности Анны Ивановны и ее судьба глубоко ему безразлична» — думала я.