Любовное состязание (Кинг) - страница 170

— Вы с Конистаном отлично смотритесь в паре, особенно когда он ведет вас в танце! Что же еще нужно людям для счастья в браке?

— В самом деле, что же еще? — улыбнулась Эммелайн, ущипнув его за щеку, и отослала назад в конюшню.


К вечеру, — когда тот же красивый и ловкий, как акробат, актер, что в первый вечер изображал шута, войдя в роль Петруччио, принялся измываться над несчастной Катариной, — среди гостей, по наблюдению Эммелайн, не осталось никого, кто не был бы наслышан о том, что Конистан публично признался ей в любви и попросил ее руки. И уж конечно, ни одна из женщин не преминула в течение вечера улучить минутку, чтобы подойти и заговорить с нею о столь волнующем предмете. К полуночи они довели несчастную хозяйку до нервного истощения, поэтому она была счастлива, когда последняя из юных леди наконец ретировалась к себе в спальню.

Едва переставляя ноги от усталости, Эммелайн направилась к себе, но, уже повернув ручку двери, вдруг поняла, что если не поговорит с кем-то из близких о мучающей ее дилемме, у нее точно начнется истерический припадок, от которого ей вряд ли удастся оправиться. Поэтому вместо того, чтобы скрыться в собственной опочивальне, она направилась в апартаменты матери.

Войдя в спальню, девушка опустилась на колени у постели и нежно провела рукой по щеке леди Пенрит в надежде разбудить ее, не встревожив слишком сильно. Единственную свечу, что была у нее в руке, Эммелайн поставила на ночной столик рядом с постелью и тихим шепотом окликнула спящую. Ей было очень совестно будить свою обожаемую мамочку, но другого выхода она не видела. Через мгновенье ресницы леди Пенрит дрогнули, она тихонько застонала.

— Простите, мамочка, — прошептала Эммелайн, охваченная чувством вины и раскаяния. — Спите, я не хочу вас тревожить. Поговорим завтра. Это не так уж важно.

Погруженной в темные и теплые глубины сна леди Пенрит лишь с величайшим усилием удалось очнуться навстречу пламени свечи, пробивавшемуся сквозь сомкнутые веки. Ей не хотелось просыпаться, но легчайшее прикосновение к щеке и звавший ее тихий голос не позволили ей вновь погрузиться в сон. Эммелайн нуждалась в ее помощи.

Свет стал уплывать. Услыхав скрип открываемой двери, леди Пенрит позвала:

— Эммелайн, погоди!

Язык плохо повиновался ей: настойка опия и другие лекарства, которые ей приходилось принимать для облегчения страданий, делали ее такой нескладной!

— Мамочка? — тихо спросила Эммелайн.

— Останься здесь, детка. Поговори со мной. Мне так трудно…

Эммелайн вернулась к постели, поставила свечу на ночной столик и вновь погладила щеку матери.