Ну уж нет, не на того напали! В отчаянной попытке развеять колдовство, проникшее ему в плоть и в кровь, Конистан подстегнул своих серых, подобранных под стать коней, и на рысях подкатил к имению. Ветер, обвевавший его щеки, и в самом деле помог виконту прийти в себя. Он даже почувствовал, что к нему в какой-то мере возвращается прежний боевой задор.
Однако вид величественной барской усадьбы сэра Джайлза Пенрита, выстроенной из того же синеватого местного камня, что и дома селения, вновь расстроил все его планы. Открывшийся взору Конистана дом излучал то же колдовское очарование, что и оставшаяся позади деревня Уэзермир. Большая часть здания была укрыта плющом, темно-зеленые листья которого трепетали на ветру и в свете солнца казались громадной стаей крошечных бабочек, порхающих вокруг дома. Парадный вход был обрамлен аркой ползучих желтых роз. Их нежный аромат подобно поцелую приветствовал Конистана, когда он осадил лошадей на усыпанной гравием подъездной аллее.
В здешних местах он не знал ровным счетом никого, поэтому, увидав внушительный особняк, скорее похожий на замок, в этом уединенном уголке королевства, который считал чуть ли не землей варваров, надменный виконт был приятно удивлен. И в самом деле, графство Камберленд прославилось не только красивейшими озерами. Это был край бесплодных пустошей, мрачных болот, суровых зим и нищих поэтов. Расположенное на берегу озера имение Фэйрфеллз и возвышавшаяся в какой-нибудь сотне ярдов от него старинная приходская церковь романской архитектуры изменили предвзятое и несправедливое мнение об этих местах, сложившееся у Конистана. Люди здесь явно жили по старинке, земля казалась нетронутой с незапамятных времен, но зато дома были выстроены на века, и все вокруг как будто дышало надежностью и величавым покоем. Ему понравилось то, что он увидел. Дом выглядел великолепно, на многих окнах виднелись двойные шторы: тяжелые гардины из красного бархата и мягко присборенные занавеси из тонкого белого муслина. Продуманный контраст поражал глаз красотой и элегантностью. Вид дома в целом, подумал Конистан, передавая вожжи груму и спрыгивая с повозки, живейшим образом напоминал о молодой хозяйке. Муслин был символом ее нежности, свидетелем которой ему не раз уже доводилось бывать в тех случаях, когда она не подозревала о его присутствии. Бархат напоминал о ее врожденной элегантности, ну, а камень — эта мысль пришла к нему подобно озарению — олицетворял собою ту часть ее существа, которая еще не пробудилась к жизни: ее сердце. В ту самую минуту, когда ему вспомнилась изначальная цель — завоевать сердце Эммелайн, — сонливость окончательно покинула Конистана, и он почувствовал себя как никогда бодрым и готовым вступить в бой с мисс Эммелайн Пенрит.