— Да как ты…
Дункану не хватило слов от возмущения. Он был потрясен и даже несколько напуган неистовой силой охвативших его чувств. Крепко сжав губы, молодой человек попытался хоть немного обуздать свои расшалившиеся нервы, но не сумел. Когда он вновь заговорил, его голос поднялся, подобно шквалистому ветру перед бурей.
— Во-первых, Грэйс не закатывала никакой истерики! — воскликнул он. — Она упала в глубокий обморок и долго еще чувствовала себя ужасно после того, как очнулась. Сегодня она сама мне об этом рассказала, пока мы танцевали… да, мне кажется, это было во время третьего танца! И я бы не стал называть обморок — случившийся после того, как ей в сотый раз за вечер пришлось претерпеть унижение от титулованной особы, — «необъяснимым происшествием». Тем более, что речь идет о юной леди, изо всех сил старающейся вести себя безупречно. Во-вторых, когда я слышу, как ты отказываешься от ответственности за то, что случилось с Грэйс, мне, ей-Богу, хочется тебя придушить! Ты прекрасно знал, что делаешь, когда насмехался над ней! У тебя была одна цель: выставить на посмешище и Эммелайн, и Грэйс в глазах наших друзей и всего света. Ты должен признать, что это правда!
Поскольку Дункан уже перешел на крик, Конистан крикнул ему в ответ:
— Остынь!
Но охваченный неистовой яростью, Дункан ощущал настоятельную потребность высказаться. Ему вспомнились вещие слова Торни о том, что в один прекрасный день он сумеет открыто восстать против деспотической власти старшего брата, однако он никак не предполагал, что его бунт выльется именно в такую форму. По что было, то было, и сейчас Дункан стоял, с вызовом глядя в лицо Конистану и глубоко зарывшись каблуками в мягкий садовый грунт. Еще вчера он не поверил бы, если бы ему сказали, что предметом спора между ним и братом станет Грэйс Баттермир.
— Я не собираюсь остывать! — ответил Дункан, вскинув голову. — Ты ловко этим пользовался всякий раз, когда надо было меня осадить, не так ли? Все, что от тебя требовалось, это сказать: «Дункан, остынь», или «Дункан, не заносись», и я, как дурак, поджимал хвост! Но сегодня это не сработает! Не надейся!
— Дункан! — Похоже, Конистан был по-настоящему расстроен, глубокая морщина пролегла меж его бровей. Пристально заглядывая в глаза брату, он схватил его за плечи и слегка встряхнул. — Что я такого сделал, чем заслужил такое обращение? Опомнись, подумай, что ты говоришь? По-твоему выходит, будто я какой-то людоед, готовый вцепиться тебе в глотку при малейшем неповиновении! Хотелось бы надеяться, что я вовсе не такой несносный опекун, каким ты меня изображаешь! Неужели меня считают деспотом? Сама мысль об этом мне неприятна до крайности!