— Пойдем назад, — мягко предложила она, отодвигаясь от него.
Лайам лукаво улыбнулся и принялся гладить большим пальцем ее ладонь.
— Что-то не хочется. Давай лучше поедем домой и займемся кое-чем другим!
Марисала не могла больше сопротивляться желанию.
— Давай, — прошептала она, закрывая глаза.
Но Лайам по-прежнему не двигался.
— Кажется, на этих встречах я проявляю себя не лучшим образом.
Марисала открыла глаза. Лайам снова улыбался: в улыбке его чувствовалась горечь, но все остальные чувства были надежно скрыты.
— Ты все делаешь хорошо.
— Где же «хорошо», если я сбежал и сижу на улице? — Он помолчал. — Странно, почему ты не выходишь из себя? Еще две недели назад ты бы на меня с кулаками набросилась!
— Я… ну, ты же делаешь все, что можешь, — поколебавшись, ответила Марисала.
Лайам горько рассмеялся и пробормотал сквозь зубы какое-то ругательство.
— Я не делаю все, что могу! — Улыбка его вдруг сломалась, сползла с лица, обнажив истинные чувства — досаду, злость, презрение к себе, отчаяние. — Я сбежал и сижу здесь, потому что до смерти трушу… Извини.
Лайам осекся, и Марисала, не отводившая от него глаз, увидела, как лицо его, полное гнева, страдания, жизни, вновь скрывается под мертвой улыбчивой маской.
Ей хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть! Хотелось закричать, дать ему пощечину, чтобы он пришел в себя! Но Марисала больше не могла дать волю чувствам. Она боялась все испортить.
— Не извиняйся, — спокойно ответила она.
Лайам молчал, глядя в сторону.
— Давай вернемся, — после долгого молчания предложила Марисала.
Лайам покачал головой, снова выдавив из себя улыбку.
— Нет. Не могу.
Марисала встала.
— Хорошо. Тогда поедем домой. Может быть, на следующей неделе…
— Нет, Мара, мне нужно… — Лайам потер лоб, словно не мог собраться с мыслями.
«Мне нужно, чтобы ты накричала на меня, — хотел сказать он. — Спросила, о чем я вообще думаю. Обозвала меня трусом. Черт возьми, ты сама говорила, что есть время молчать и время кричать! Так вот, сейчас как раз такой случай. Мне не нужна твоя деликатность. Мне нужна встряска. Я ведь пришел на эту встречу по собственной воле! Я сам решил, что должен рассказать обо всем, что меня мучает! Я бросил вызов собственной слабости, а теперь позорно отказываюсь от поединка…»
Но Марисала молчала. Уже несколько недель она ходила вокруг него на цыпочках, словно вокруг тяжелобольного.
Но разве не этому учил ее Лайам? «Не выходи из себя, не повышай голос, не командуй другими, веди себя тихо и спокойно, как цивилизованный человек…» Она просто следует его указаниям. И она права. Лайам должен выиграть свою войну сам. Марисала ему здесь не поможет.