— Да уж, развратнее не придумаешь.
— Не строй из себя невинность! Я… я своими глазами… один раз подсмотрела за тобой.
— Ты? — подалась вперед Мария Петровна. — Ты приходила ко мне, доченька?
— Не смей меня так называть!.. Я подслушала бабушкин разговор по телефону и узнала, где ты живешь… сидела во дворе и ждала. Долго ждала… уже все разошлись, стемнело, а я никак не могла уйти, пока тебя не увижу. Потом ты пришла. С мужчиной. И вы целовались. Вы целовались через каждый шаг. Вы целовались на детской площадке, на качелях. Ты смеялась, дурачилась, он тебя обнимал, кружил, и вы все время целовались.
— Я целовалась с мужем!
— Не имеет значения! Для меня сейчас, а тогда… Все, проехали, прожили, забыли… И разговор наш бессмыслен. Не хочу ничего знать о твоей жизни. Единственное, о чем тебя прошу, — напиши заявление, перейди на другой участок, к другому врачу.
— Значит, ты не можешь меня простить?
— Простить? — невесело рассмеялась Ира. — Прощения, примирения — это из области отношения людей. А ты для меня не существуешь. Тебя нет, и прощать или не прощать тебя невозможно. Больная Степанова из семьдесят третьей квартиры, вздорная и капризная. Первая в моей практике больная, с которой я решительно отказываюсь иметь дело. Не перейдешь на другой участок, с работы уволюсь, но лечить тебя не буду.
— Ты меня ненавидишь. Это тоже чувство.
— Ошибаешься. Затаенная любовь, тоска, слезы, мечты, обида, ненависть — все перегорело, все в прошлом. В Африке живут племена, которые едят человечину. Разве я их ненавижу, собираюсь перевоспитывать? Я о них не думаю, мне дела до них мет.
— Сравниваешь меня с людоедами?
— Сравнение не в твою пользу. Вряд ли они своих младенцев едят. А живи ты в том племени, мной бы пообедала.
— Глубоко ошибаешься!
— Нет, не ошибаюсь! Мне уже не восемь лет, и прекрасно знакомо чувство, которое испытываешь к своему ребенку. Меня можно убить, но забрать у меня, живой, сына невозможно. Буду драться, царапаться, ползти, зубами рвать чужие глотки, но не отдам свою кровиночку. Свекровь, муж — да хоть весь свет пусть против меня ополчится, я никого не боюсь, и никто меня не победит. Это не только эмоции, это и биология — совершенно иррациональное, чрезвычайно дорогое и приятное чувство — материнство. Ре-флек-сы! — по слогам произнесла Ира. — А те, кто их лишены, — выродки.
— Вроде меня.
— Вроде тебя.
— Значит, у меня… у тебя есть сын? Сколько ему?
— Пять лет.
— Как его зовут?
— Колей.
— Как деда. А на кого он похож?
— Перестань! Воссоединения семейства не будет! И поддерживать с тобой отношения не собираюсь!