Она кивнула, а он повторил вопрос:
– Прощен?
– Прощен.
Несчастный случай с Клер дал тему для разговора. От инъекций антибиотиков разговор перешел к состоянию – или отсутствию медицины в Индии и других экзотических странах, где побывал Френсис. Но Лаура едва слушала, не сводя взгляда с длинных загнутых ресниц Френсиса, с его темных волос, блестевших на солнце, с его загорелой шеи, выделяющейся на фоне белой хлопчатобумажной рубашки. В ее мозгу возникли несвязные картинки прошлого – Френсис с теннисной ракеткой, Френсис, читающий, опершись на руку, – и воспоминание о том дне, когда она, остановившись посреди улицы, запретила себе вспоминать о Френсисе. И вот они были вдвоем, и ее грудь переполнял восторг и какая-то смутная тревога.
– Да вы не слушаете меня, – внезапно сказал Френсис.
– Я слышала каждое слово.
– Уйдемте отсюда, а то у вас лицо загорит. Посидим под тентом, пока ленч переваривается.
Потом они плавали в холодной воде, лежали на горячем белом песке, и снова плавали. Она думала, что он обратит внимание на ее желтое бикини, но он спросил только о золотом медальончике, который блестел поверх лифчика.
– Он открывается?
Она почувствовала в этом вопросе какую-то натянутость, желание отвлечься от того, что они лежат рядом на песке, почти обнаженные. Неужели ему вправду хочется знать, открывается ли медальон?
– Да, открывается, – ответила она, – хотите посмотреть, что внутри?
И она наклонилась к нему, так, чтобы он мог взять медальон, висящий между грудей, и открыть его.
– Я! – ошеломленно вскрикнул он.
«Да, я решилась на это, – думала Лаура, – наверное, я пьяна от солнечного света». – Вслух она сказала:
– Я влюбилась в вас, когда была еще ребенком, в десять или двенадцать лет. Вы не знали?
Он сел, обхватив колени руками и глядя на озеро. Она, испуганная своим признанием, тоже села, глядя на него и бормоча:
– Надеюсь, вы не сердитесь! – Лаура старалась придать своему голосу тон легкой шутки.
– Нет, конечно, нет… – Но лицо его было напряженным и даже гневным, – на кого он сердился? На нее? На самого себя?
Он молчал, и у нее не было иного выхода, кроме как продолжать игру:
– Когда мне было одиннадцать, вы сказали, что, будь я старше, вы женились бы на мне.
Он порывисто повернулся к ней, широко раскрыв глаза:
– Я так сказал? Не помню. Я не должен был этого говорить – это была подлость.
– Почему подлость? – вскричала она, встревоженная. – Просто шутка, шутливый комплимент. Разве это значило, что вы дали мне слово? Я и не думала принимать это всерьез.
– Ничего вы не знаете, и я тоже.