— До сих пор никаких жалоб, — признал Биф.
— Тогда интересно, почему Феллоус не сказал, что Майлз — ваш брат.
— А вы его спрашивали? Почему он должен говорить вам о том, о чём его не спрашивают? Это не в его характере. Он предпочитает сказать слишком мало, чем слишком много.
Вскоре её рассказ подошёл к концу. Они с Феллоусом решили пожениться и начать работать в небольшом собственном отеле или ресторанчике. Это всегда было её мечтой. И каждый из них откладывал часть денег. Конечно, было ещё это завещание миссис Терстон, но лично она не обращала на него внимания. Да ведь миссис Терстон могла прожить ещё тридцать лет. А Энид не собиралась провести все эти годы, оставаясь прислугой. Это не для неё.
В этом месте мои подозрения к другим людям, которые могли быть связаны с убийством Мэри Терстон, отступили на второй план, и сосредоточились на этом трио. Казалось уж слишком большим совпадением, что два мужчины и женщина, — все вышедшие более или менее из преступных слоёв общества, оказались в одном месте и не были абсолютно связаны с преступлением.
Конечно, я всё ещё не понимал, как они могли его совершить, но чувствовал, что один или двое, а может быть, и все трое, так или иначе, виновны. И не отрицаю, что мне было жаль. Мне бы хотелось, чтобы история, рассказанная девушкой, оказалась правдой. Все они вынуждены были бороться за существование. Мне приоткрылась лишь часть этой грустной картины: тоскливая работа девушки по дому в качестве прислуги именно в том возрасте, когда она должна была быть в школе. Годы недоедания и сверхурочной работы. А для мужчин — одиночество и нервное перенапряжение в рамках жизни, в которую они вошли, вероятно, наполовину от отчаяния, и лишь наполовину по склонности.
Но в Энид была та твёрдость, а в Феллоусе та свирепость, которые, казалось, доказывали их способность к любому жестокому действию, если это насилие могло оказаться для них полезным. И хотя я всё ещё не допускал мысли, что любой из них так ужасно воспользовался ножом, я больше не чувствовал, что они совсем уж не причастны хотя бы к части этого преступления.
Внезапно я почувствовал отвращение ко всему делу. Это постоянное выслеживание преступника казалось отвратительным. Лорд Саймон, мягко потягивая бренди, очевидно, полагал, что всё это не более, чем захватывающая шахматная партия, «нечто, чтобы занять парня», и на мгновение он потерял для меня всё своё очарование. И блестящий маленький Пико, чьи добрые чувства были более очевидными, — он также не мог сдержать наслаждения от собственных действий, и это раздражало меня. Конечно, я никогда не слышал, чтобы отец Смит фактически передал человека в руки закона, но даже это не совсем говорило в его пользу, поскольку у преступников, которых он раскрыл, обычно был шанс совершить самоубийство прежде, чем священник делал свои открытия достоянием гласности.